Политический мониторинг :: Выпуски политического мониторинга :: Текущий месяц

 

Владимир ГЕЛЬМАН

Правящий режим и проблема демократической оппозиции в постсоветском обществе:

К попытке анализа

Одной из ключевых характеристик политического процесса в демократическом обществе является существование политической оппозиции, ориентированной на демократические методы политической борьбы и осуществление политической власти в случае ее завоевания. Тем более важной эта характеристика представляется для демократического процесса в обществах постсоветского типа, где в течение нескольких лет произошло крушение старых политических режимов, сводивших на нет всякую политическую оппозицию, и возникли новые режимы, которые по многим критериям могут быть отнесены к демократическим. Возможны ли существование и эффективная деятельность демократической оппозиции в постсоветском обществе? Каковы ее источники и условия деятельности? Каковы характер взаимодействия с властью и с обществом, причины и следствия достижений и неудач оппозиции, ее перспективы? Ответы на эти вопросы как минимум неочевидны.

В самом общем виде можно говорить о том, что период распада советского строя и формирования новых режимов не принес успеха демократической оппозиции ни в России, ни, скажем, в Литве или других Балтийских странах — там, где произошел решительный слом старого порядка. Напротив, на Украине или в Беларуси, где советский режим политически трансформировался более или менее плавно, политический климат более благоприятствовал демократической оппозиции. При этом отметим, что демократическая оппозиция терпела неудачи как в Литве, где политический режим пытался консолидировать общество против внешнего врага, так и в России, где политические реформы характеризовались расколом в обществе и во властных элитах, провоцирововшимся правящим режимом и имевшим трагические последствия в октябре 1993 года. Эти парадоксы далеко не единственные.

Попробуем обозначить некоторые происходившие и происходящие в России (и в некоторых других постсоветских странах) события и процессы конца 80-х — начала 90-х годов сквозь призму проблемы, условно обозначаемой как демократическая оппозиция демократически избранной власти.

1.    ДЕМОКРАТИЧЕСКАЯ ОППОЗИЦИЯ КАК СУБЪЕКТ
ПУБЛИЧНОЙ ПОЛИТИКИ

В первую очередь, необходимо определиться с терминологией, выделив демократическую оппозицию как самостоятельный класс политических явлений, являющихся предметом анализа; оговоримся сразу, что речь идет именно об оппозиции постсоветского периода и оппозиция периода конца 50-х — конца 80-х годов (будь то диссидентское движение 60-х — 70-х годов или демократическое движение 1987-1991 гг.) может рассматриваться лишь как база для сравнения.

Отметим, что в качестве демократической оппозиции применительно к постсоветскому обществу, вероятно, следует рассматривать не только «классические» партии, политические организации или общественные движения, но и других субъектов политики, которые играют существенную роль в данном анализе, — отдельные политические институты, средства массовой информации, группировки политиков и интеллектуалов и даже отдельные политические деятели. Причина такого нетрадиционного подхода связана со своеобразием политического процесса в постсоветском обществе, где институты и персоналии, как правило, играют большую роль, чем партии и организации, в то время как идеология вторична по отношению к политической практике.

Итак, что же следует понимать под демократической оппозицией демократическому режиму? Испанский политолог Хуан Хосе Линц (ныне работающий в США) в работе «Крушение демократических режимов: кризис, разрушение и восстановление равновесия» [1] определяет параметры, характеризующие «лояльную» оппозицию (то есть оппозицию, лояльную к демократическому режиму как таковому) следующим образом:

«1. Безоговорочное публично подтвержденное обязательство добиваться власти только посредством выборов и безусловная готовность отдать ее другим политическим силам, давшим такое же обязательство.

2. Ясный и бескомпромиссный отказ от применения насилия для достижения или сохранения власти, за исключением тех случаев, когда это допускается законом (например, при попытках незаконного захвата власти).

3. Отказ от каких-либо неконституционных призывов к вооруженным силам захватить или удержать власть, не отдать ее лояльной демократической оппозиции.

4. Безусловный отказ от фразеологии насилия для мобилизации сторонников с целью захвата власти, удержания ее вне рамок конституционного мандата, от уничтожения оппонентов (физического. — В.Г.), в том числе недемократических и антидемократических.

5. Обязательство участвовать в политическом процессе, в выборах и в парламентской деятельности, не выставляя условий, выходящих за пределы, которых требует гарантия гражданских свобод в честном демократическом процессе.

6. Принципиальная готовность принять ответственность за управление или быть частью большинства, если не имеется альтернативы партиям, поддерживающим систему... готовность участвовать в правительстве, которое в противном случае может быть ослаблено кризисом.

7. Готовность объединиться с оппонентами, идеологически далекими, но готовыми способствовать выживанию демократического строя... Такая готовность может действовать против партий, идейно близких, но готовых подорвать демократию посредством фразеологии насилия и попытками подавить гражданские свободы легальной оппозиции.

8. Отказ от тайных контактов и поддержки нелояльной оппозиции, если эта поддержка предлагается в обмен на терпимость в отношении ее антидемократической деятельности... четкое и ясное разграничение между партиями, поддерживающими систему (в широком смысле) и «антисистемными» партиями... важная характеристика лояльных партий и политических сил...»

Линц вводит еще две характеристики: готовность сообщить законному правительству о деятельности оппозиции, направленной на свержение правительства (хотя сам признает его спорным), и готовность сузить политическую роль нейтральных политических сил (президентов, королей и т.д., что малоактуально для постсоветского общества). По мнению самого Линца, «если бы эти требования соблюдались безоговорочно, численность лояльных участников демократического процесса в обществах, переживающих серьезный кризис, резко сократилась бы».

Данное замечание вполне переносимо и на российскую почву: так, среди политических организаций последних лет трудно назвать хотя бы одну, однозначно удовлетворявшую всем этим критериям. И хотя среди других субъектов политики можно найти немало примеров лояльных оппозиционеров, все же говорить о лояльной оппозиции в данной терминологии как о явлении, присущем постсоветскому обществу, не приходится. Впрочем, тот же Линц подчеркивает, что «в любой демократии, переживающей кризис, можно найти оттенки полулояльности даже у партий, наиболее приверженных стабильной демократии...».

Подчеркнем, однако, что данное определение характеризует лояльную оппозицию демократическому режиму «вообще», без учета характеристики собственно режима, его условий и специфики. Между тем это обстоятельство является одним из ключевых для понимания природы и сути оппозиции.

2.    К ХАРАКТЕРИСТИКЕ ПОСТСОВЕТСКОГО РЕЖИМА В РОССИИ

В условиях СССР начиная с конца 50-х годов формировалась политическая оппозиция правящему режиму, носившая ярко выраженный антитоталитарный характер. Однако антитоталитарная оппозиция, будучи порождением существовавшего в СССР общественного строя, развивалась под сильным воздействием традиций советской политической культуры, стереотипов политического поведения [2]. Биполяризация политических сил в СССР конца 1980-х — начала 1990-х годов не способствовала формированию демократических альтернатив в политическом поведении и по сути сводила политический выбор к жесткой дихотомии «демократия — антидемократия» как на уровне электорального поведения, так и на уровне поведения политических элит.

Приход к власти представителей и сторонников антитоталитарной оппозиции и распад Союза ССР, сопровождавшийся распадом вертикальных иерархических структур управления, привели к формированию в России и других странах бывшего СССР нового политического пространства. Но следует признать, что политические изменения 1991-1993 гг. в России не затронули глубинных основ политической жизни и явились лишь более или менее болезненной адаптацией существовавшего в СССР политического строя к изменившимся реалиям — адаптацией, сопровождавшейся сменой символики, официальной идеологии, механизмов управления, но не принесшей (по крайней мере, пока) значимых изменений в характер и направленность осуществления политической власти и не приведшей к достижению демократии в классическом понимании. В меньшей степени это относится к другим постсоветским странам, где обретение (или восстановление) независимости и формирование новой государственности играли весьма значительную роль.

Для описания проблемной ситуации, связанной с характером правящего режима в постсоветской России, весьма удачной представляется разработанная известным аргентинским политологом Г.О'Доннелом модель «делегируемой демократии» [3] (в российской политической науке ее широко использует А.Мигранян). О'Доннел, характеризуя политическую систему в обществах переходного типа (главным образом стран Латинской Америки и Восточной Европы), подчеркивает, что режимы в этих странах являются подлинно демократическими с точки зрения формальных процедур, однако в них не наблюдается эволюции в направлении репрезентативной демократии, это «еще не окрепшие режимы, не обладающие собственной системой институтов... однако на деле они доказали свою способность к выживанию... нет никаких признаков ни реальной угрозы авторитаризма, ни перехода к репрезентативной демократии». Данная модель характеризуется тенденциями к строгой мажоритарности, сосредоточению власти в одних руках при ее гиперперсонификации, стремлением властей к снижению роли представительных институтов и политических организаций (включая и лояльные к власти) при развитии внеинституциональных политических механизмов, игнорированием властью групп интересов в условиях перманентного кризисного управления.

Принимая как данность, что подобная политическая модель (близкая к российской реальности) при определенных условиях может реализовываться на практике относительно долгое время, следует задаться вопросом, каковы в этих условиях характеристики субъектов политики, тенденции и перспективы их развития? Можно выделить два присущих российскому обществу феномена, вполне вписывающихся в модель «делегируемой демократии». Первый связан с отсутствием у власти как механизмов реального самовоспроизводства, так и институциональных (то есть деперсонифицированных) источников легитимности. Это вынуждает правящую группировку, стремящуюся к реальной (но не декларируемой) деидеологизации своей политики и свободе от обязательств перед теми или иными социальными группами, к искусственному формированию таких источников через два канала:

1) подтверждение легитимности власти волей народа через механизм референдумов и трансформация носителей власти в ее источник [4].

2) создание «сверху» политических организаций, сращенных с властными структурами, — своего рода «партий власти» [5]. При этом «партии власти» могут формально декларировать нелояльность к конкретным носителям власти, но с тем лишь, чтобы канализировать недовольство масс [6].

Другим проявлением этих тенденций становится провоцируемая властью биполяризация политических сил, создающая серьезные проблемы для любых форм оппозиции, ориентированной на демократические ценности и методы политической борьбы. Отказ правящего режима от компромиссов, опирающийся на катастрофическую неспособность общества к позитивной самоорганизации, в сочетании с правовым произволом способствует дискредитации парламентских форм политической деятельности; внепарламентский же путь (например, создание альтернативных движений) еще более бесперспективен и заведомо делегитимизирует оппозицию.

Рассматривая ситуацию, когда политические организации и выборные институты формально существуют, имеют законную основу и признаются обществом, но мало на что влияют с точки зрения принятия решений, выделим как следствия внутреннюю деградацию данных институтов, падение их престижа в обществе и выталкивание их в оппозицию к власти. Практика современной России дает массу примеров подобного рода. Более того, можно прогнозировать репродуцирование подобных явлений и в обозримом будущем, в первую очередь в ходе выборов, проводимых правящим режимом с целью укрепления своего влияния. Одновременно с этим происходит деградация системы государственной службы, превращение властных структур на всех этажах в корпорации, построенные по клиентистскому принципу, придание государственному аппарату в целом идеологических функций при демонстративной его бесконтрольности в качестве платы за лояльность.

Эта сторона политической жизни со временем все более расширяется и превращается в монолитный фасад подлинных процессов, идущих в обществе и в коридорах власти. «Приводным ремнем» реформ, таким образом, становятся преподносимые как общенародные и противопоставляемые групповым частные интересы групп лиц, объединенных вокруг того или иного вида коммерческой деятельности и благ, от нее получаемых. На этой почве происходит консолидация экономической элиты, политические противоречия становятся ширмой экономических, идет стремительная дискредитация как конкретных политиков, так и демократии как таковой. Это ведет к коррупции, к проведению «нужного» варианта реформы, благо что легальный диапазон выбора «нужной» редакции в связи с неразработанностью правовой базы, отсутствием правового опыта, методов контроля достаточно широк.

3.    СУБЪЕКТЫ РОССИЙСКОЙ ПОЛИТИКИ В ПОИСКАХ АЛЬТЕРНАТИВ

Политическая практика современной России дала богатый опыт различных попыток формирования демократически ориентированных альтернатив политике, проводимой властями, и ее конкретным носителям. Подчеркнем, что в данном случае речь идет именно об альтернативах правящему режиму, а не конкретным шагам властей. Так, после ухода из российского правительства в январе 1994 Егора Гайдара и Бориса Федорова «Выбор России» провозгласил себя оппозицией правительству Черномырдина; однако же не кто иной, как «Выбор России» выступал самым горячим сторонником принятия Конституции, исключающей влияние политических партий на формирование правительства, и, следовательно, подобное самоопределение как оппозиции режиму по меньшей мере неадекватно.

В данном анализе в качестве демократической оппозиции мы можем рассматривать субъекты политики различных типов. Здесь — и «традиционные» политические партии и организации, и властные институты, и отдельные политические и общественные деятели, средства массовой информации. Среди наиболее ярких проявлений демократической оппозиции периода 1990 — начала 1994 годов следует выделить:

— политическую борьбу ряда представительных органов, в первую очередь городских Советов Москвы и Ленинграда (Санкт-Петербурга) по ограничению бесконтрольности администраций;

— деятельность Конституционного суда РФ до приостановления его работы в октябре 1993 года;

— формирование и распад политической коалиции Гражданский союз; деятельность отдельных партий (например, Демократической партии России), депутатских фракций Верховного Совета РФ, избирательного объединения блок Явлинский — Болдырев — Лукин («ЯБЛоко») и других организаций;

— создание ряда группировок политиков и интеллектуалов и общественных организаций («Независимая гражданская инициатива», «Движение за демократию и права человека»);

— выход в свет независимых средств массовой информации (таких, как «Общая газета» Егора Яковлева, «Независимая газета», ряд региональных изданий);

— эволюцию отдельных политических деятелей (их перечень весьма богат); выделим здесь два подтипа — диссиденты из правящего лагеря (например, Юрий Болдырев или Сергей Глазьев) и умеренно реформистские представители прежнего режима (такие, как Аркадий Вольский или Юрий Скоков).

Этот опыт носил по большей части безуспешный характер — субъекты альтернативной политики в условиях делегируемой демократии оказывались перед выбором либо полного следования генеральной линии властей и, таким образом, утраты идентичности, либо постепенного отказа от демократических методов борьбы и последующего перехода на позиции антидемократической оппозиции (в терминологии Х.Линца эти явления обозначены как «полулояльная» и «нелояльная» оппозиция) [7], либо потери политического влияния и постепенной маргинализации. В российских условиях можно выделить все три варианта развития:

— демократическая оппозиция становилась заложником «генеральной линии» властей, поддерживая их как наименьшее зло по сравнению с антидемократической (коммунистической или национал-патриотической) оппозицией — например, фракция «Согласие ради прогресса» в Верховном Совете России или группа «Независимая гражданская инициатива»;

— демократическая оппозиция блокировалась с антидемократической оппозицией, перехода в ее ряды (часть Гражданского союза и фракций Верховного Совета России, отчасти — Конституционный Суд РФ);

— демократическая оппозиция утрачивала влияние в обществе, лишаясь возможностей воздействия на деятельность органов власти и на настроение сограждан (часть Гражданского союза, ряд политических деятелей).

Еще одним вариантом развития становилась ликвидация властями оппозиционных структур и институтов (роспуск Советов, приостановление деятельности Конституционного суда) в тех случаях, когда их функционирование выходило за пределы лояльности, очерчиваемой правящей группировкой (что не совпадает с реальной лояльностью режиму).

Тем не менее этот опыт послужил отправной точкой для формирования как оппозиционных структур в ходе и по итогам состоявшихся 12 декабря 1993 года в России парламентских выборов, так и аналогичных структур на региональном уровне в ходе соответствующих выборов в регионах. Предстоящая деятельность этих структур и отдельных политиков в составе органов власти и за их пределами в этом смысле представляется весьма существенным элементом развития демократической оппозиции в России.

 

Москва, 5 февраля 1994 года

Источники

1. J.Linz «The Breakdown of Democratic Regimes: Crisis, Breakdown and ReguiIidration» — BaItimore/London, The Johns Hopkins University Press, 1979 — цит. по Х.Линц «Крушение демократических режимов...» «Проблемы Восточной Европы» №39-40, Вашингтон, 1993, сс. 62-64

2. подробнее о характеристике оппозиции периода 1987-1991 гг. см. И.Кудрявцев «Оппозиция и тоталитаризм в СССР» (рукопись, Институт гуманитарно-политических исследований, 1993). Кудрявцеву принадлежит убийственное определение этого политического течения — «тоталитарная антитоталитарная оппозиция».

3. Г.О'Доннел «Делегируемая демократия» (публикация и предисловие А.Миграняна) — «Искусство кино», №3, 1993, сс.4-7

4. «...неизменным остается источник власти — Президент России» (из программы «Новости» РГТРК «Останкино», 30 октября 1993, 21.00)

5. автором этих строк совместно с О.Сенатовой отмечено четыре попытки создания подобных структур в России за период с августа 1991 по август 1993 года — см.В.Гельман, О.Сенатова «Политические партии в регионах России» — «Политический мониторинг», ИГПИ, №8, 1993, сс. 22-36; также «Авторское право», №29, 1993, сс. 8-10. Пятой попыткой подобного рода (и, судя по всему, не последней), несомненно, была эпопея вокруг избирательного объединения «Выбор России».

6. данное предположение, как минимум, не лишено оснований в отношении Партии Российского Единства и Согласия (ПРЕС) — так, в печати цитировался документ А26-417 Аналитического центра по общей политике Администрации Президента РФ, выпущенный осенью 1993 года, в котором впрямую рекомендовалось создавать в регионах альтернативные проправительственные структуры — см. Г.Павловский «Победители назначены — осталось проголосовать?» — «Общая газета», №15, 1993, с.8

7. Х.Линц «Крушение демократических режимов...» — с.48

 

 

 

Политический мониторинг №1(24)