Люди, политика, экология, новейшая история, стихи и многое другое

 

 
МЕЖДУНАРОДНЫЙ ИНСТИТУТ ГУМАНИТАРНО-ПОЛИТИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ

Структура
Персональные страницы

Новости
О Центре
Семинары
Библиотека

Хроники выборов в Восточной Европе
Украина
Северный Кавказ
Выборы в Молдове
Выпуски политического мониторинга
"Буденновск-98"
Еврейский мир

Публикации ИГПИ
Другие публикации

сайт агентства Панорама Экспертный сайт группы Панорама
сайт Института региональных социальных исследований р-ки Коми
Электоральная география . com - политика на карте ИГ МО РАПН Политическая регионалистика

<<< К основному разделу : Текущий раздел

 

Новое на сайте

Владимир Нечаев, Ректор Национального института «Высшая школа управления». 27 марта 2008 г. Опубликовано в "Российском экспертном обозрении".

Новые кадры для новой России

«РЭО»: Давайте начнём с такого вопроса. Новые ресурсы, о которых говорят эксперты, потребуют новых же кадров и структур управления ими. Насколько наша страна готова воспринять этот вызов?

В.Н.: Есть широко известный общий подход – в России никогда ни к чему не готовы. Но, тем не менее, готовиться приходится. Мы сегодня живем в очень сложной и тревожной ситуации. Есть мир, достаточно бурно развивающийся, и есть фундаментальная проблема современного мира – это дефицит ресурсов, 30-40% которых сосредоточены в руках 1,5% населения земного шара. Уже сама по себе эта ситуация бросает вызов и человечеству в целом, и конкретно России. Либо мы становимся лучшими в управлении своими ресурсами, либо человечество не сможет в условиях потенциального глобального голода позволить нам неэффективно их использовать, и тогда за нас это будет делать кто-то другой. Нашей стране придется создавать эффективную структуру управления и быть конкурентоспособной. Если в прошлом столетии подобные вопросы решались военно-политическими средствами, то сейчас ситуация перемещается в область геоэкономики, культурной политики, культурной  и политической привлекательности. Поэтому сегодня вопрос конкурентоспособности – фундаментальный.

«РЭО»: На Ваш взгляд, какие из компетенций будут востребованы в России лет через 10-15, и обладаем ли мы для этого образовательными ресурсами?

В.Н.: «Компетенции вообще» не существуют. Они существуют применительно к тем или иным работам, специальности, профессии, роду деятельности и т.д. Все будет во многом зависеть от того экономического уклада, который сформируется в России. В нынешнем сырьевом укладе (если он сохранится) новых компетенций не потребуется. Надо понимать, что простое совершенствование в имеющихся сейчас областях, к примеру, в нефтегазовой, является тупиковым путем. Если же речь пойдёт о формировании на территории России новой экономики, основанной на разработке и внедрении инноваций, на их эффективной продаже в масштабах всего мира, то в этом случае потребуются социальные дизайнеры в широком смысле этого слова - люди, которые окажутся в состоянии организовать новые сообщества, новые организации, эффективно реформировать старые; продюсеры, которые будут развивать какие-то проекты и продюсировать каких-то других людей.

Мы на сегодняшний день вымирающее общество, в котором очень мало молодежи, а к 2010 г. будет в 2 раза меньше. Люди – вот самый дефицитный ресурс в нашей стране. И наша основная задача – научиться управлять исчезающим человеческим потенциалом, прежде всего, талантами. Потому что новая экономика – это экономика знаний и креативности, которая может быть трансформирована в рыночный продукт. Это – экономика нового ремесленничества.

В России много талантливых людей, но они, к сожалению, не могут реализоваться. И дело вовсе не в чьём-то злом умысле. Исторически так сложилось. Если мы что-то изобретали, потом все это выкидывалось, потом на Западе доводилось до уровня, после чего возвращалось к нам. Таких примеров можно вспомнить десятки. Поэтому есть двуединая задача: формировать структуры, которые способны впитывать инновации, и создавать людей, которые способны продюссировать таланты, создавать людей-бренды и новые стандарты.

Мы никогда не будем сильны в серийном производстве. Мне нравится идея Портера (это известный бизнес-консультант), который говорит о том, что страны чаще всего добиваются места на мировом рынке благодаря культуре и тем сравнительным преимуществам, которые она даёт. Почему итальянцы хорошо производят обувь? Потому что в Италии это культ. И тот, кто сумел добиться успеха в этой области в Италии, автоматически будет конкурентноспособен в мире. Мы, видимо, можем что-то производить. Осталось  понять что – идеи, концепции? Необходимо попытаться понять, что мы умеем делать лучше всех. И продюсировать именно таких людей, которые создадут в России новый жизненный уклад.

«РЭО»: То есть наша страна самостоятельно обеспечит себе кадровый ресурс в отраслях, где мы можем быть лучшими?

В.Н.: Здесь очень важный момент – это расстановка приоритетов. Ведь одних ресурсов мало. Вот, вложим, к примеру, ресурсы в образование и медицину. Но существующая организация медицины и образования такова, что при направлении туда средств их можно окончательно похоронить. Схема работы остается неэффективной, она создана еще в советское время, а социалистическая система внутри капиталистической страны порождает только коррупцию. Нам надо понять, где мы будем совершать прорыв, и попытаться именно там сконцентрировать ресурсы.

Одновременно важно на разных уровнях перестраивать социальные структуры, социальные сети тех организаций, с которыми придется работать. Шанс у России есть. Нет лучшего учителя, чем необходимость. Нам придётся создавать какие-то привлекательные бренды и контуры с тем, чтобы не рассчитывать только на отечественные ресурсы. Причём я говорю не только о человеческом капитале. Мы должны создавать производства, структуры, новые рынки, с тем, чтобы люди из других стран, в частности, из Европы, ехали в Россию жить и здесь заниматься делами. Я знаю, что сейчас в Германии постепенно формируется прослойка немцев, готовых ехать в Россию и работать в наших сырьевых кампаниях. Это показывает, что если у нас здесь будет создано что-то принципиально новое, если здесь будет перспектива, то нужно тянуть сюда ресурсы всего мира. Нельзя сохранять оборонное сознание: давайте только охранять свое, давайте не выпускать людей.

В какие конкретно отрасли надо привлечь новые кадры? Ну, сейчас президентом определены направления, можно к ним относиться скептически, можно - позитивно, но хорошо уже то, что они определены. Возможно, половина выделенных средств и будет разворована, но вектор обозначен. И, возможно, что нанотехнологии действительно дают России шанс на прорыв. А потом вокруг этого выстроится целая новая отрасль. Возможно, российский кинематограф станет таким шансом, может быть, станет конкурентоспособным российское образование. Сейчас это, конечно, не так.

«РЭО»: На Ваш взгляд, могут ли национальные проекты реально помочь решению данной проблемы?

В.Н.: Мне представляется, что национальные проекты – это весьма частное решение. Но никто ведь не сказал: а давайте не делать национальные проекты, а делать что-то другое. Повторюсь - для меня значимость национальных проектов состоит в том, что определены приоритеты - и для бизнеса, и для региональных властей, и для федеральной власти. Есть повестка дня: образование, здравоохранение, жилье, сельское хозяйство, сюда же демография пристраивается. Это позволяет концентрировать ресурсы. А бизнес оказывается в состоянии понять, что будет государством востребовано. И это, в принципе, положительно. Государственные ресурсы, которые в это вкладываются, не такие уж большие. Но именно обозначения повестки дня не хватало нашему предшествующему периоду развития.

«РЭО»: Хорошо, вот есть национальный проект, который четко описывает приоритеты. Что при этом происходит с людьми, которые формально должны этот проект реализовать? Они-то зачастую мыслят категориями прошлого века. Будем менять менталитет?

В.Н.: Я не знаю исторически успешных проектов изменения менталитета, за исключением, пожалуй, одного – это изменение менталитета немцев после Второй мировой войны. За счет жесточайшего контроля за школой, СМИ и т.д. американцам удалось осуществить ряд перемен, да и то это ещё не факт. Надо посмотреть, что там дальше будет. А в целом менталитет такая штука, которая не меняется внутри страны.

«РЭО»: Вопрос состоит в том, как людей заставить работать по-новому. Что должно быть стимулом для россиян?

В.Н.: Тут важны три фактора. Первое – должны быть конкурентные структуры на местах. Вне конкуренции развитие превращается в застой. Но одной конкуренции недостаточно. Заблуждение классических либералов кроется в том, что они считают: достаточно создать конкурентную среду, а рынок всё расставит по своим местам. Ситуация конкуренции – это ситуация выживания. Она ориентирует выживающего на ближайшие цели. Чиновник, который конкурирует за власть с другим чиновником, думает о власти, а не об эффективности своей деятельности. 1990-е годы показали, что в условиях конкуренции всё приносилось в жертву краткосрочным вещам.

Должно быть общенациональное видение. Требуются цели, в некотором смысле – идеология, но не такая идеология как марксизм-ленинизм. Нужно, скорее, некое доминирующее видение будущего, при этом очень привлекательное для большинства. И должна быть эффективная система ответственности. Непонятно, правда, как её выстраивать в России. Люди должны реально нести ответственность за свои действия. Сейчас наша страна – это страна круговой безответственности. Люди прощают власти, власть прощает людям, и это очень сильно всех расхолаживает. Вопрос ли это изменения правовой системы, политической системы – я сейчас не могу сказать. Но то, что в нашей стране люди должны научиться нести ответственность за свои поступки, это точно. Конечно, есть примеры жесткие – пресловутый закон «о трёх колосках» при Сталине. Но ведь сталинская школа была ценной – на бытовом уровне была выстроена система ответственности учителей, когда требовалось, чтобы ребенок умел читать и писать. Раз уж ты берешься за эту работу, ты её должен сделать по каким-то стандартам качества. С позднесоветских же времен возникла система, что все закрывают глаза на ошибки друг друга.

«РЭО»: Чем мы можем похвастаться в плане подготовки новых кадров?

В.Н.: Я рассматриваю ситуацию в российском образовании как систему возможностей. Система образования в чём-то деградировала по сравнению с советским периодом. И даже во времена СССР эта деградация уже стала заметна. Мы должны понять контекст. Во-первых, система образования серьёзно не трансформировалась. Её изменения отстают от изменений в российском обществе. У нас, по сути, осталась ухудшенная социалистическая система образования, но она существует в капиталистическом обществе, уже живёт в рыночной среде! И она работает не за идею, а ради денег. Это оборачивается повальным коррумпированием, при этом система остаётся очень бюрократичной. Те стимулы и модели, которые были в Советском Союзе, уже не работают. Советская система образования была адекватна советской же экономической системе, когда государство планировало: мне нужно столько-то специалистов, такого-то профиля, соответственно, будет такой-то набор, и всем будут обеспечены рабочие места.

Уберите отсюда трудоустройство выпускников, уберите жесткое ограничение количества ВУЗов, и вы обнаружите … то, что сейчас обнаруживаете. Сейчас мы ищем такую систему образования, которая была бы адекватна современной России. В целом я сторонник такого рода трансформации, для меня актуально, что эти изменения вскрывают нарыв, позволяют выбрать направление движения вместо консервации ситуации. Пока, впрочем, неясно, что мы получим на выходе. Нынешняя система ведет к получению всеобщего низкокачественного образования. Для серьезного прорыва сначала нужна деформация, разрушение существующей системы. Российское образование сейчас представляет из себя то же самое, что и наша страна году так в 1990-м. Что-то уже демонтировано, что-то новое строится, но когда отстроится, непонятно.

Есть ещё и мировой контекст. Вся мировая система образования находится в кризисе. Во всем мире люди все меньше и меньше хотят учиться. Они всё больше и больше хотят отдыхать. С другой стороны, есть фундаментальный разрыв между очень динамичной современной экономикой, где людям приходится перестраиваться, менять свою карьеру шесть-семь раз в жизни, менять специальность и т.д., и достаточно консервативной образовательной системой. Этот разрыв нарастает.

Какова должна быть образовательная система? Чему она должна учить человека? Пока этого не понимает в мире никто. Идея узкопрофессиональной подготовки уходит. Допустим, Вы – инженер-электронщик и собираетесь заниматься компьютерами. Вы пришли на первый-второй курс и Вас профессора учат основам, а за эти пять лет, что вы учитесь, всё радикально меняется. Ничего этого нет, чему Вас учили. Получается, что образование было бессмысленным. В связи с этим возрастает роль генеральных, более общих компетенций. То, что мы делаем в нашей системе образования1, – это умение человека организовать себя и свою среду, планировать свое время, умение учиться, отработка лидерских компетенций, создание команды, мотивация.

Как показывает практика, в менеджменте это более востребованные вещи, чем знание теории менеджмента, потому что они постоянно меняются. Есть кризис фундаментальных принципов, которые были заложены Яном Коменским в XVI в. Запросы меняются. Образование должно учить современного человека решать те проблемы, с которыми он сталкивается. В современном мире это могут быть проблемы ценностных ориентаций, есть фундаментальная проблема одиночества людей. А система образования продолжает учить узкого или более или менее широкого специалиста. То, что называют фундаментальным образованием, тоже не совсем адекватно. Потому что в основе фундаментального образования лежит модель учёного. Оно учит быть учёным. Но современному миру нужны не только учёные. Нужно осваивать контур методологий других деятельностей. Оно должно быть более практичным, в смысле прагматизма и умения ставить цели.


Уважаемые читатели! Мы просим вас найти пару минут и оставить ваш отзыв о прочитанном материале или о веб-проекте в целом на специальной страничке в ЖЖ. Там же вы сможете поучаствовать в дискуссии с другими посетителями. Мы будем очень благодарны за вашу помощь в развитии портала!

 

Все права принадлежат Международному институту гуманитарно-политических исследований, если не указан другой правообладаетель