Интервью с Владимиром Брутером. 22 марта 2006 г.
Приднестровье: история конфликта и возможные перспективы
Демографическая справка: В Приднестровье номинально проживает меньше 700 тысяч человек, что составляет примерно 1/6 часть «объединенной» Молдовы.
- Почему приднестровцы так отчаянно не хотят жить с молдаванами?
- На самом деле, то, что приднестровцы не хотят жить с молдаванами - это существенное преувеличение. Если в Приднестровье живет 30% граждан России и 40% граждан Украины, то 80% и даже 90% имеют сейчас молдавские паспорта. Т.е. сказать, что молдавское гражданство приднестровцам так не нравится, что они его в негодовании отбрасывают и потом топчут ногами – это неправда. Это момент первый.
Второй момент начинается тогда, когда в Тирасполе создается Молдавская автономная Советская социалистическая республика в составе Украинской Советской социалистической республики в составе СССР, и еще до войны начинает формироваться то, что у нас называют столичной тусовкой. Как ни странно, это имеет свое продолжение, т.е. Тирасполь и Кишинев развиваются достаточно независимо друг от друга. В Кишиневе формируется центр молдавской интеллигенции, в Тирасполе очень небольшая гуманитарная интеллигенция формируется в основном вокруг Пединститута, который в Тирасполе действительно был молдавским, а все остальное сугубо русское, русскоязычное. Оно, скорее всего, является сколком со всего Союза и еще накладывается на сложившуюся местную ментальность, в рамках которой Тирасполь считает себя отдельной столицей неизвестно чего и молдован с румынами не любит. Здесь сказываются еще и последствия оккупации во время войны, когда Румыния на оккупированных территориях вела себя ужасно. Я думаю, что дальше, начиная с 1989 и кончая 1992 годом, сильно виноват Кишинев. В Кишиневе все тираспольское своеобразие не учитывали, и учитывать совершенно не хотели. Молдова в отношении Приднестровья вела себя так, как ведут себя, например, латыши в отношении Даугавпилса. Но в Даугавпилсе все-таки не совсем те русские – там силен старообрядческий элемент, они уже жили в межвоенной Латвии. Тирасполь не был в межвоенной Румынии – отличия очень серьезные. Когда Тирасполь начинают душить языком, совершенно не объяснив как, что и зачем это нужно, Тираспольское общественное мнение поднимается очень сильно и это приводит к забастовкам уже в 89-м. И, собственно, в этот переходный момент 89-91 Тирасполю приходит на помощь умирающий Советский Союз и помогает ему создать местную администрацию. Так она и создается. И Смирнов, который до этого год или два живет в Тирасполе, становится президентом.
- Т.е. Смирнов - это наш ставленник?
- Нет, это не ставленник. Это результат случайного стечения обстоятельств, потому что человек, который мог реально на это место претендовать, не хотел по тем или иным причинам. Кого-то на это место надо было поставить из директоров, потому что никого просто не было. Собственно, Смирнов тогда ведь не знал, что из этого получится. Это был момент довольно рискованный проект. Другие директора, за которыми стояли большие (по тем временам) деньги и влияние, не хотели в это дело просто-напросто соваться, и решили поостеречься. И Смирнов стал президентом. А в Молдове опять продолжали делать вид, что они ничего не понимают, и тупо шли на обострение. Кончилось это сначала столкновением в Дубоссарах, когда были первые убитые – это был еще конец 1991 года, потом это плавно переросло в то, что ближнее окружение Снегура затеяло конфликт в Бендерах. Результат ясен. Прежде всего, тем, что в Тирасполе и в Бендерах народ понял, что «злобный враг», которым их пугали, действительно существует. Тираспольская, приднестровская идентичность, какая бы она ни была, прошла становление кровью. Собственно говоря, с 1992 года происходит полностью раздельное развитие региона. Это не значит, что приднестровцы не хотят жить с молдаванами: они каждый день приезжают в Кишинев торговать на рынке и наоборот тоже. Это значит, что приднестровская элита и администрация абсолютно ничем сейчас с Кишиневом не связаны, они позиционируют себя совершенно отдельно и вообще из всех компромиссов предпочитают такой, когда их не трогают.
- Т.е. фактически это в интересах Тираспольской администрации?
- Конечно. Прежде всего. Это административный конфликт. Я не думаю, что отдельное существование помогает Тирасполю развиваться. Хотя в Тирасполе сохранилась лучше промышленность – будем считать, что в Тирасполе есть советская промышленность, местами даже модернизированная. Если кто-то утверждает, что это как-то помогает региону твердо стоять на ногах в 21 веке, я скажу, что это не так.
- А каков интерес России в этом конфликте?
- Интерес России несколько раз менялся. Интерес России, который выражен многократно позицией МИДа, заключается в том, что Россия выступает за единую Молдавию, с международно признанными границами и при этом считает, что Приднестровье имеет право на широкую автономию в составе Молдовы. Фактически же Россия делает все, чтобы сохранить свое влияние в Приднестровье вне зависимости от позиции всех остальных сторон.
- Что происходит после неподписанного меморандума?
- Безусловно, что миссия Козака с точки зрения воссоединения территориальной целостности Молдовы следует оценивать исключительно положительно, а с точки зрения реальной политики она не могла закончиться ничем иным, кроме того, чем она закончилась. Россия дала Молдове тем самым некий шанс. Однако Молдова никак не могла использовать по той причине, что молдавское общественное мнение и молдавская элита настроены против такого варианта урегулирования. Совершенно очевидно, что даже если бы Воронин подписал меморандум Козака, то никогда бы его не смог реализовать. Поэтому в сложившейся ситуации Россия считает, что она будет отстаивать интересы Приднестровья вне связи со всем тем, какие интересы есть в данном случае у Молдовы. Соответственно Молдова ведет себя совершенно зеркальным образом – она давит на Приднестровье вне зависимости от позиции России и вне зависимости то того, насколько давление на Приднестровье отвечает долговременным интересам самой Молдовы.
- А каков интерес здесь Украины? Чисто политический или экономический?
- У Украины нет никакого политического интереса в Приднестровье. Единственно, совершенно эзотерический вариант заключается в том, что вдруг Молдова распадется и тогда Приднестровье войдет в состав Украины. Этот вариант с точки зрения мирового права совершенно эзотерический. Кроме того, на сегодняшний день Приднестровье в составе Молдовы никаким статусом де юре не обладает. Поэтому присоединять к Украине территорию, не имеющую статуса де юре, без широкого пакета международных соглашений, нельзя. Поэтому интерес Украины к Приднестровью иногда просыпается на какой-то футуристической волне и так же быстро уходит. Что касается экономических интересов, то они, безусловно, есть, и связаны они с тем, о чем все хорошо знают: это нелегальный импорт-экспорт из Приднестровья. Во времена президента Кучмы администрация президента Кучмы очень активно занималась этим вопросом. Потом этим вопросом занималась администрация президента Ющенко. Там были люди, у которых в Приднестровье есть собственные экономические интересы. В их интересах было то, чтобы вешние экономические трансакции Приднестровья не были остановлены, не были. поставлены под контроль молдавских властей. Это и происходило, несмотря на весь вой молдавской стороны, несмотря на ее призывы положить конец экспорту товаров, которые не имеют соответствующих документов от международно признанного государства. Украина де юре с Молдовой отчасти соглашалась, что-то там такое от Приднестровья требовала, а де-факто все шло, как и шло.
- А сейчас почему они решили пойти на такие жесткие меры по блокаде Приднестровья.
- Здесь есть два момента: первое, позиции людей, которые имеют экономические интересы в регионе, ослабли. Сейчас в администрации Ющенко нет таких сильных приднестровских лоббистов, которые бы могли предотвратить принятие подобных решений. Второе, это нажим со стороны Запада, который стал еще более очевидным после того, как два раунда переговоров фактически свелись к тому, что стороны очень долго обсуждали стенограмму проведенных переговоров. Запад счел позицию Приднестровья полностью деструктивной, и перешел к конкретным шагам. Позиция Молдовы не более конструктивна – но позиция Молдовы Западу намного ближе, во-первых. А, во-вторых, она опять-таки международно признана.
- А какой выход сейчас может быть из сложившейся ситуации?
- Позиция России заключается в том, что как только на Украине сменится власть, с этой властью мы будем договариваться по этому поводу возвращения статус-кво.
- Но Республике-то надо как-то жить…
- Вот мы и вернемся к статус-кво, Украина снимет блокаду, и республика будет жить. Если Вы обратили внимание, сейчас тема затихла. Затихла она по двум причинам. Во-первых, Россия убедилась в том, что де-юре и де-факто она ничего сделать не может. Юридических инструментов у нее нет, все с этой точки зрения абсолютно законно. А что касается инструментов фактических, то это очень трудно сделать, когда осталась неделя до выборов в Украине. Все равно придется ждать.
Я бы хотел обратить внимание вот на что. В начале блокады Смирнов заявил о том, что Приднестровье выходит из переговоров, а на следующий день он заявил, что Приднестровье в переговоры возвращается. И это очень симптоматичный момент. Дело в том, что молдавская сторона тоже не молчит. Президент Воронин заявил о том, что все идет по плану, что у них нет никаких претензий вообще ни к кому, а с Россией у него нет никаких разногласий, он очень уважает президента Путина, а что касается приднестровской проблемы, то мы ее будем решать совместно. А потом выступает советник господина Воронина по вопросам экономики господин Рейдман и говорит, что пусть Россия нам продает газ за 500 долларов – мы его будем меньше потреблять. Мы все равно от русских ничего хорошего не ожидаем, - говорит Рейдман, - поэтому привыкнете к мысли о том, что все плохое рано или поздно сбудется. Потом выступает опять господин Воронин и говорит, «а мы Приднестровье в переговоры не приглашаем, это кто такие, у них нет никакого статуса». Если они не хотят переговариваться, не надо, мы их статус определили и без них, мы приняли закон, и никаких проблем в том не видим. Если они не хотят того статуса, который мы приняли, у них не будет никакого. Строго говоря, а почему мы вообще должны переговариваться с самопровозглашенным приднестровским правительством: оно никого не представляет, оно не хочет проводить выборы под международным контролем. Собственно, на что они могут претендовать в такой ситуации?
Поэтому вопрос юридического урегулирования приднестровского конфликта настолько ориентирован сейчас в сторону, противоположную от России. России вообще будет трудно вернуться в это окно, не предприняв серьезных усилий, причем эти усилия могут идти только параллельно с усилиями по снятию блокады. Они ни в коем случае не могут сейчас идти в противоположном направлении. Даже если Россия сможет договориться с новым правительством Украины о снятии блокады, это будет достаточно серьезным шагом со стороны Украины, потому что это приведет обязательно к ухудшению отношений с Западом. Одно дело, если бы они блокаду не вводили и, мотивируя это какими-то внутренними причинами, все время бы откладывали, а другое дело – отменить. Это будет очевидно недружественный акт по отношению к Молдове и очевидно так же воспринято западными посредниками. Поэтому шансы России заключаются в том, чтобы стать интересной обеим сторонам. Пока Россия будет интересно только Приднестровье, и Россия будет выступать не как гарант урегулирования, а как гарант Приднестровья, то ее возможности воздействия на Молдову будут очень малы. Если Россию такой вариант устраивает, то это одно дело, но если Россия хочет закрепиться в регионе или остаться, и не только в Тирасполе, то это другой вариант.
И потом – Россия не может отрицать тонкой юридической ситуации, которая существует. Она не может говорить о том, что Молдова должна вернуться к меморандуму 1997 года. Собственно, к меморандуму вернуться вообще нельзя по умолчанию – к меморандумам не возвращаются. На основе меморандумов принимают нормативные акты. Если нормативные акты не приняты, то это плохо, и это плохо не только для Тирасполя, но и для Кишинева. Вопрос только в том, что не только по вине Кишинева они не были приняты. Собственно, Кишинев на сегодняшний момент может позиционировать себя совершенно свободно от всего, что написано в меморандуме. И он всегда говорил о том, что противоположная сторона никаких условий не выполнила.
Если Россия уходит из молдавской политики в хорошем смысле этого слова, то это ее право и это ее позиция. Такую позицию можно только уважать. Но положительных результатов от нее не будет, потому что никаких других методов решения приднестровской проблемы во благо приднестровцев кроме как договоренностей с Молдовой не существует. Если Приднестровье хочет выходить из Молдовы, это право приднестровского народа, но для этого процедура должна быть соблюдена. Более того, никто ниоткуда не выходит без договоренностей с метрополией. Или это революция, но итоги революции тоже нуждаются в признании.
Беседовала Шварц Елена.
