Борис Дубин. "Иностранная литература" №11, 1999 .

Прирученная бесконечность словаря

Современная западная философия: Словарь. Изд. 2-е, переработанное и дополненное. М., ТОН — Остожье, 1998.

Как уместить саму неисчерпаемость и неопределенность — а ведь именно эти значения, кажется, записаны за все еще нашей современностью, пока она не стала уже чужим наследием, — в ограниченные временем и силами, объемом и финансами рамки сравнительно скромного по объемам тома, да еще уложив в словарную структуру? В принципе, есть несколько стратегий построения философских энциклопедических словарей. Эти стратегии были вполне успешно реализованы в прошлом, и между ними нынешний знающий дело составитель может с толком выбирать.

Выбор первый: история или система. Скажем, немецкий шеститомный “Исторический словарь по философии” Иоахима Риттера (1971— 1989) выполнен в рамках особой дисциплины “история понятий”; опираясь на разработки фундаментального журнала “Архив истории понятий”, Риттер идет от основных познавательных проблем европейской мысли и закрепляющих их категорий, прослеживает преемственность и динамику в их истолковании. Напротив, французская “Всеобщая философская энциклопедия” под редакцией А. Жакоба как бы на манер планетария разворачивает космологическую систему философской мысли. В первом томе дан Универсум философии, в остальных умственный телескоп последовательно переходит от одного ключевого понятия и произведения к другому.

Отсюда — вторая альтернатива: понятия или персоны. Немецкий “Философский словарь” Вальтера Бруггера (1947, выдержал несколько изданий) склоняется к “понятийному” варианту; его разновидность, достаточно популярная в истории — терминологический лексикон с цитатами-примерами, — таков французский “Словарь философского языка” Поля Фукье и Ремона Сен-Жана (1962). Регулярно переиздающийся мецлеровский “Словарь философов от досократиков до наших дней” Б. Лутца и Н. Ретлиха, как и аналогичные итальянский, выпущенный Центром философских исследований Галларате словарь издательства Сансони (1976), либо французский Дени Юисмана (1984), выбирают вариант “персональный”.

Наконец, еще альтернатива: личность или учение. Пример первого решения — англоязычный “Биографический словарь философов ХХ века” Стюарта Брауна и др. (1996); образец второго — допустим, французский “Словарь философских доктрин” Л. Жерфаньона (1973).

Но, наряду со всеми этими существенными моментами, важно другое. Дело ведь не просто в том, чтобы читатель — сейчас не важно, специалист он или любитель — узнал о той или иной конкретной философской идее либо фигуре; для этого, может быть, и в самом деле достаточно перечисленных иноязычных словарей, из которых читающему на нескольких языках достаточно с умом выудить нужное. Есть еще извечный вызов со стороны культуры, на которой произрастает и самая отвлеченная мысль. А культура, даже для общих проблем, знает только собственные слова. Они как особые, всегда свои понимательные устройства и составляют каждую отдельную, но, ясное дело, ни от кого и ни от чего не замурованную культуру. Возникает проблема — в самом широком смысле — перевода: отбора, переноса, пересадки, приживления, взращивания, без которых, кстати, не будет и ответного дара. Вот на этот неотменимый “вызов” как повод к встречному “отклику” и отвечает том, составленный В. Малаховым и В. Филатовым.

Они избрали смешанный, тоже имеющий за собой солидную традицию вариант — словаря персон и понятий разом (таков, к примеру, словарь Франца Аустеды, 1989). Прежнее издание составленного ими Словаря было выпущено в 1991 году тиражом сто пятьдесят тысяч (приглашаю заметить и оценить перепад от тогдашнего тиража к сегодняшнему; думаю, не в одних экономических трудностях тут дело, но это разговор особый и для образованных слоев болезненный). Та книга, понятно, давно разошлась: справочные пособия, тем более относящиеся к новейшей западной мысли, в России всегда в ходу, особенно если они (вещь здесь и сейчас нечастая) сделаны как следует, на совесть. А перед нами — именно такой случай: добротное пособие, удобное для читателя, основательный и в то же время доступный путеводитель по маршрутам мысли ХХ века. Причем не столько особая авторская версия философских проблем и подходов, так сказать, собственное учение в пробной фор ме историко-словарной систематики (как оно было, допустим, в словарях Ф. Маутнера или Н. Аббаньяно либо в “Истории западной философии” Б. Рассела), сколько приведенное к согласию многоголосие более чем сотни разных авторов — помимо отечественных специалистов, к работе были привлечены исследователи из Австрии, Германии, Канады, Франции, Чехии, Югославии.

К указателю упоминаемых имен в прежнем издании теперь прибавились указатели анализируемых предметов и авторов статей самого Словаря (в подобных книгах полезнейшие и, вообще говоря, обязательные: количество и добротность указателей в научном, тем более справочном, издании — не просто услуга пользователям, но и индекс профессионализма составителей). Дополнена ссылками на новейшие издания пристатейная библиография; приятно отметить, что за прошедшие семь лет в ней заметно выросло число публикаций на русском языке — как переводов зарубежной философии, так и ее отечественных исследований уже девяностых годов. Многие ключевые статьи Словаря в корне переписаны. В целом добавлено свыше 100 страниц нового текста, так что прежний том вырос более чем на четверть.

Словарь и его читатели обогатились информативными cтатьями о таких современных мыслителях Европы и Америки, как З. Бауман, И. Берлин, Х. Блюменберг, П. Бурдье, Ф. Гваттари, Р. Дарендорф, У. Дрей, С. Сонтаг (в Словаре опечатка — она, слава богу, жива), Я. Икскюль, Р. Ингарден, Х. Йонас, Ю. Кристева, А. Лавджой, Э. Левинас, Т. Лессинг, К. Лефорт (может быть, все-таки — Лефор?), Н. Луман, А. Макинтайр, Т. Масарик, Дж. Г. Мид, Э. Мунье, Р. Нозик, Р. Отто, Я. Паточка, О. Розеншток-Хюсси, Дж. Серл, К. Твардовский, Э. М. Чоран, К. Шмитт, Э. Шпрангер, Р. Штейнер, Н. Элиас и другие. Развернуты в отдельные статьи такие проблемы и понятия, как власть, габитус, гендерные исследования, дискурс, диспозитив, другие сознания, идентичность, идеология, историчность, коммуникация, консервативная революция, миф, объяснение, письмо, повседневность, психологизм и антипсихологизм, симуляция. Если работа над Словарем будет продолжена (а, рискну сказать , плох тот Словарь, который не требует нового издания!), то, вероятно, составителям стоило бы подумать про отдельные статьи в нем, например, о таких понятиях, как аллегория, возвышенное (или высокое — le sublime), воображаемое, желание, “критики культуры” (Ливис, Элиот), культура и цивилизация (как отдельное словарное гнездо), меланхолия, метафора, ностальгия, очевидность, практика (праксис), присутствие, репрезентация, рецептивная эстетика, скука, утопия (антиутопия), фрагмент (как тип философствования — скажем, у Чорана, Валери или Эдмона Жабеса, Эрнста Бертрама, Симоны Вайль, а может быть, и Антонио Мачадо в “Поучениях Хуана де Майрены”). Понимаю, что возможности ограниченны, но парадоксальная форма словаря, по определению, бесконечна, а сказанное — всего лишь пожелание.

Кстати. Раз уж в Словарь введена такая реалия, как философия литературы и, больше того, философия литераторов и литература философов — а вряд ли без них в обзоре философии постклассической эпохи можно обойтись! — то не включить ли в состав и соответствующую проблемную статью типа “литература и философия” (в классическую эпоху этой проблемы не то чтобы не существовало, но она, кажется, так не ставилась). Сюда вошли бы как “случаи” Канетти или Камю, с одной стороны, и Г. Марселя или П. Клоссовского, с другой, так и феномены Кафки в сознании Беньямина и Адорно, Бланшо и Делеза, творческое взаимодействие Хайдеггера с суггестивной лирикой Рене Шара и Пауля Целана, значение неклассической поэтики Целана для философской мысли Деррида и Лаку-Лабарта и т.п.

И еще. Соображения экономии, принудившие изъять из Словаря прежние статьи об отдельных ставших уже классикой произведениях (отчасти эти материалы “втянуты” в нынешние персональные словарные рубрики), понять, конечно, можно, хотя согласиться с ними все-таки трудно. А вот с отказом уважаемых составителей (см. с. 3 их Предисловия) определять ключевое для Словаря понятия “современность” смиряться, признаюсь, вовсе не хочется. Тем более коррелятивные ему понятия “постмодерн” и “постмодернизм” на положенном им месте присутствуют. Так что если рецензируемая книга все же будет — как хотели бы надеяться те, кто не успел ее приобрести, — иметь продолжение, то в нем непременно хотелось бы видеть отдельную разработку проблемного узла “современность” (“модерность”). Хотя бы, допустим, в таких общих рамках: от программных установок Бодлера через Ницше, Беньямина и Хайдеггера до, скажем, статей Пола де Мэна 1970-х гг. о тех же Бодлере, Ницше, Беньямине и до подытоживающ ей — по титулу и смыслу — книги Джанни Ваттимо о Ницше и Хайдеггере “Конец модерности” (“La fine della modernitа”, 1985, американские издания 1989 и 1991 года).

:: Высказаться ::