IGPI.RU :: О свободе выбора, терпимости и национальном языке

Обратиться к вопросу о национальном языке меня побудили недавние события в Риге, когда русскоязычные ученики шумно и безрезультатно протестовали против школьной реформы, увеличивающей количество предметов, изучаемых на латышском языке.
Более десяти лет назад аналогичное укоренение происходило в Средней Азии, когда на родной язык спешно переводились не только учебники математики, химии и физики, но и деловая документация. Это нередко приводило к казусам, когда "коленчатый вал" в переводе звучал как "нога железного барана", что, впрочем, нисколько не смущало реформаторов.

Латвийский этноцид отличается от среднеазиатского в худшую сторону, поскольку десять лет назад у русскоязычных "азиатов" была возможность хоть как-то реализовать своё имущество и сменить страну проживания. В Прибалтике же за эти годы были приняты варварские законы, благодаря которым продать недвижимость можно, только имея гражданские права, которые не так-то просто обрести. Да и полноправным гражданам, как мы видим, приходится несладко: насильственная ассимиляция им обеспечена.

К сожалению, на всём постсоветском пространстве наблюдаются тенденции обратные общемировым. В цивилизованном мире - праздник мультикультурализма, благодаря которому, например, корейский малыш, живущий в швейцарском кантоне, имеет возможность получать образование на родном языке, параллельно изучая немецкий или французский, чтобы быть достаточно адаптированным в окружающем языковом поле. Гибкость подходов обеспечивается тем, что иммигрант в большинстве развитых стран имеет свободу выбора в части сохранения своей этнической аутентичности. При желании он может полностью ассимилироваться или же сохранить свои культурные корни.

Однако вернёмся на российскую почву. События в Риге подвигли российских парламентариев к обсуждению вопроса об экономических санкциях в адрес Латвии. А между тем, не только за пределами Российской Федерации, но и на отдельных её территориях граждане не всегда свободны выборе изучаемого языка. Так, например, в Республике Калмыкия школьникам и учащимся средних специальных заведении навязывается обязательное изучение калмыцкого. Однако существует большая разница между тем, чтобы "иметь право на развитие своего языка и культуры" и "быть обязанным" изучать дополнительный язык. В первом случае - расширяются свободы, во втором - совершается насилие.

Чтобы ярче продемонстрировать разницу между негативным (можно то, что разрешено), и позитивным (не запрещено, следовательно, разрешено) восприятием свободы, расскажу историю, произошедшую с моим одноклассником Ренатом Романовским, который в конце 80-х годов прошлого века никак не мог ответить на вопрос классного руководителя о своей национальности (так тогда называлась этническая самоидентификация). Очевидно, Ренат не чувствовал себя ни поляком, ни татарином, но... анкета на последних страницах классного журнала не могла оставаться незаполненной. Тогда школьник в качестве протеста в графу "национальность" вписал своим корявым почерком слово: "чукча". Очевидно, дерзким ответом юноша намеревался продемонстрировать абсурдность вопроса, но тем самым для педагога он превратился в "чукчу" до получения паспорта. Увы, советский человек не был свободен иметь или не иметь этническую идентичность. Он был обязан выбрать себе "национальность" одного из родителей.

Советская практика определения этничности по кровнородственному, а не культурному признаку и фиксация этого признака в паспорте возникли из-за того, что после революции большевики, в отличие, например, от французских республиканцев, осуществили административное деление страны по этнотерриториальному признаку, институционализировав, таким образом, этничность. С отменой "пятой графы" бытовой расизм исчез из нашей жизни, однако, возникли другие нелепости, связанные с ориентацией на права групп, а не человека.
Учёные по-разному оценивают годы советской власти: кто-то говорит о массовом геноциде народов, кто-то считает, что финансовые средства распределялись в ущерб российской глубинке, направлялись на развитие национальных республик. Однако нельзя отрицать того, что именно при советской власти отдельные (статистически наиболее крупные) этносы получили псевдогосударственность (союзные и автономные республики). Для народов, ранее не имевших письменности, она была изобретена. Спонсировалась этническая "высокая культура": у каждой республики был свой "великий" писатель, поэт, композитор и т.д. Этничность (национальность в советской терминологии) означала принадлежность к статусной группе, была мощным инструментом межгрупповой конкуренции и получала систематическую поддержку со стороны государства.

Однако на практике политические решения о наделении абстрактных групп особыми правами очень часто приводят к насилию в адрес совершенно конкретных индивидов. Лучшим юридическим аргументом против групповых прав является то, что группа не может являться субъектом права, поскольку не может нести ответственность. Хотя, за годы советской власти мы знаем немало фактов, когда за преступления, совершённые отдельными индивидами, пытались возложить ответственность на группу в целом. Одним из примеров такой вопиющей несправедливости являются депортации целых народов. Именно из-за них после распада СССР учёные и политики в России заговорили о "восстановлении исторической справедливости". Однако стали делать это, по-прежнему считая, что бенефициантом права является группа. Такое восстановление справедливости приводило лишь к бесконечному торгу между властью и этническими предпринимателями, в результате которого выторговывались некие "особые условия", используемые чаще всего не по назначению.

Ориентация на групповые права подвигла законодательные собрания ряда российских республик ввести обязательное изучение вторых государственных языков в средних учебных заведениях, а также инкорпорировать в тексты региональных избирательных законов языковые цензы для кандидатов на пост главы субъекта федерации (впоследствии отменённые). Таким образом, право говорить на родном языке для части жителей было подменено на всеобщую обязанность его изучения, а те граждане РФ, которые проживают на территории республики, но не владеют вторым (региональным) государственным языком, были лишены права баллотироваться на высшие государственные должности, Если бы законодатель был ориентирован на соблюдение прав человека, а не на "реванш" одной из этнических групп (то есть бенефициантом права выступал бы индивид, а не группа), он бы смог увидеть другие, буквально лежащие на поверхности, решения. И школьникам было бы предоставлено право изучения "родного" языка, а государственные учреждения были бы укомплектованы переводчиками.

Таким образом, и внутри Российской Федерации налицо диктат меньшинств, являющихся доминирующим большинством на отдельно взятых территориях, имеющих определённую степень суверенитета. Однако говорить об этом вслух почему-то считается неполиткорректным. Между тем, права русскоязычных ущемляются не только в школах. Например, в течение ряда лет свыше 90% студентов Калмыцкого госуниверситета имеют калмыцкую этническую принадлежность, хотя в общей численности населения доля калмыков колеблется около 47%. Сама по себе статистика является лишь настораживающим фактором и совсем необязательно свидетельствует о наличии каких-то барьеров для представителей нетитульных этнических групп при поступлении в КГУ. Вполне возможно, что свою роль играют коррупция, родственные связи, традиционно более крепкие среди калмыков, общий имидж университета или другие причины. Однако аргумент, который привёл мне один из преподавателей в личной беседе: "Но ведь это калмыцкий университет", - не оставляет сомнений в том, что даже среди наиболее просвещённой части жителей республики Калмыцкий uосударственный университет (то есть университет Республики Калмыкия, в которой проживают граждане, идентифицирующие себя с различными этническими группами) воспринимается в качестве калмыцкого государственного университета (т.е. университета калмыков).

Что характерно, подобные рассуждения их приверженцы, как правило, никогда не доводят до логического предела (т.е. вузы, находящиеся вне территории республик, не воспринимаются ими в качестве "русских"), и абитуриенты из Калмыкии независимо от этнической принадлежности с успехом обучаются в Астрахани, Волгограде, Москве и других городах. Более того, многие из представителей нынешней политической элиты Калмыкии поступали в престижные московские вузы по этническим квотам. Так, Президент РК К.Н.Илюмжинов и его брат Вячеслав Николаевич были приняты в МГИМО в качестве "национальных кадров" по республиканской квоте КАССР.

Результаты проводимой в течение последнего десятилетия политики избирательной терпимости к "пострадавшим от советской ассимиляции народам" привели не к ослаблению, а к укреплению этноцентричного сознания. И во время одного из своих визитов в Калмыкию я имел возможность убедиться в этом лично. 22 - 23 августа 2003 года в Элисте состоялось традиционное августовское совещание педагогов Республики Калмыкия, завершившееся речью министра образования РК Бадмы Салаева, которая была произнесена на калмыцком языке и не сопровождалась переводом. Министр был награжден аплодисментами всего зала, включая его русскоязычную половину, аплодировали также и не понявшие ни слова, но приученные к однобокой толерантности московские и волгоградские гости. Такое поведение высокого чиновника никого не возмутило, хотя не менее 30% присутствующих имели славянскую внешность (да и не все калмыки свободно владеют родным языком). Между тем название одного из круглых столов конференции звучало как "Формирование культуры мира и толерантности через создание системы гражданского образования".

Аналогичная ситуация за редким исключением складывается практически во всех национально-государственных образованиях России. Учитывая вышеперечисленные факты, можно сделать вывод о том, что порочные методологические подходы, унаследованные нами из недавнего советского прошлого, ведут к образованию новых линий межэтнической напряженности. А выход из этой ситуации для нашей страны может быть только в более либеральном понимании свободы и справедливости, в ориентации на права индивида, но не группы. Насилие над личностью в форме навязывания русскоязычным школьникам дополнительного "родного языка" на фоне создания специальных комиссий по "формированию толерантности" и внедрения "толерантного воспитания" выглядит нелепо. Кроме того, активное расширение прав "коренных народов" в условиях интенсификации трудовой миграции ведёт и к иным печальным последствиям. Чем агрессивнее расширяются культурные права республиканских "титульных этносов", тем скорее "принадлежащие" к ним индивиды теряют возможность реализовать их при пересечении республиканской границы, встречают недоброжелательное отношение в случае демонстрации своей этнической самобытности.