|
Ковалев В.А., доктор политических наук, профессор кафедры политической теории и политического управления, Сыктывкарский государственный университет, г. Сыктывкар Доклад на симпозиуме «Современное образование в поле научных и религиозных традиций. Диалог Мировоззрений» (Н.Новгород, ВВАГС, 31 мая 2011) ПОЛИТИЧЕСКОЕ ОБРАЗОВАНИЕ В РОССИИ МЕЖДУ «ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫМ» И «ПОЛИТИЧЕСКИМ»
Исходным пунктом для размышлений на заданную тему, в данном тексте выступило замечание о «Вехах», с которым выступил знаменитый социальный теоретик ХХ века Дэниел Белл. Одна из последних его работ была размещена на сайте так называемого «Русского журнала». Знаменитый «колокол» социальных наук по поводу России звучит так: «Я всегда с сочувствующим интересом следил за историей русской мысли. Сочувствие вызывали не уровень, не глубина, не плоды истории мысли, – в конце концов, ярких личностей, людей, мыслящих нетривиально, в России всегда было достаточно. Сожаление вызывало то, что при любых обстоятельствах интеллектуальное действие и политические поступки в российском, советском, а затем снова российском контексте безнадежно расходятся. «Интеллектуальное» не конвертируется в «политическое», как будто некий конвой бдительно сторожит границу и не дает им встретиться, пересечься. [1]. Замечание чрезвычайно верное и точное. И хотя сам «РЖ» и сопутствующие ему издания сами постоянно демонстрируют вышеупомянутый разрыв, но сочетание интеллектуальной изощренности и практической бесплодности не всегда означает неважность той или иной идеи. В данном случае, несмотря на место, где идея появилась на русском языке, она выглядит чрезвычайно актуальной. Проще всего было бы начать иллюстрацию разрыва между политической теорией и политической практикой в России с картин типичного отечественного образования по социо-гуманитарных дисциплинам в наших вузах. Достаточно зайти на соответствующую кафедру, и увидишь там залежи контрольных, рефератов, курсовых, дипломов и пр. по «социологии» и «политологии» которые представляют собой перевод бумаги на распечатку скачанных из Сети) и чаще всего первых попавшихся текстов) и предъявления этого в качестве результата «изучения» общественных наук. Плоды такой «учебы» какое-то время хранятся для отчетности, потом выбрасываются, а, точнее, идут на «черновики» (В отечественных вузах ввиду постоянной нехватки ресурсов и сопутствующего мировоззрения работников, кажется крайне расточительным просто выбрасывать бумагу, не используя оборотную сторону распечаток). Но беда в том, что первая сторона листов «работ по политологии и пр.» была использована совершенно бесполезно. Сдавшие эти работы студенты и получившие зачет/оценку очень быстро выкинули из своей «оперативной памяти» ненужную им информацию. Или – информацию, которая представляется ненужной, в силу того, что «в жизни» или, по крайней мере, «по телевизору» все социально-политическая жизнь выглядит совершенно иначе, нежели в учебных пособиях с «грифом» и без оного, в лекциях и хрестоматиях. Безусловно, в основу такого положения лежит отечественная политическая практика, и современная, и прошлых лет. Изучение «развитого социализма» и «суверенной демократии», кризис института выборов, квазипартийность и т.п., словом, «разрыв между словом и делом» внесли свой вклад в дискредитацию общественных наук в нашей стране. Но – не только это. Попробуем продвинуться дальше в исследовании нашей проблемы. Вот некоторая аналогия. Недавно российский маргинальный мыслитель и знаменитый блоггер Дмитрий Галковский разразился в своем ЖЖ постом «Психоаналисты», где критикуется отечественная психология: «Никакой психологии на кретинском психфаке не было и помину. Таковая (в эмбриональном состоянии) была на прикладных факультетах психиатрии в медвузах – практика лучший учитель, а психология, к счастью, привязана к практике намертво… Какая может быть психология в стране, где, например, запретили публикации Фрейда? [2]. Ну. Здесь уж любой, мало-мальски знакомый с проблемой человек по аналогии может сказать: «Какая может быть политология в стране, где запретили публикацию…. И список имен и работ, без которых немыслима современная политическая наука здесь будет просто огромен. Скажут также, что эта проблема в последние два десятилетия стала преодолеваться, может и не так быстро, как хотелось бы, но все же российские обществоведы уже не выглядят изолированными маргиналами, которым в состоянии интеллектуальной автаркии не позволялось знать ничего, кроме советского варианта марксизма-ленининзма. Конечно, на практике это было не так – контрабандными путями, коих было много, протаскивалось и западное знание. Хотя эти «добыча» в силу специфики своего получения в СССР долгое время не могла получить нормального движения на отечественном интеллектуальном рынке. Но в силу этих же советских традиций западное знание до сих пор выступает в нашем стране как нечто иррелевантное, неприложимое к отечественной практике. Или – может быть, неприложимое в силу специфики самого социогуманитарного знания. Позволим себе пространную цитату, весьма характерную и хорошо иллюстрирующую нашу проблему. С.Ильинская, философ, преподающая политологию, пишет: «начинаю свою первую лекцию по политологии для первокурсников с рассказа о том, что это мультипарадигмальная наука, привожу примеры трактовок некоторых базовых политических категорий, которые даются с позиций различных методологических подходов, а в конце лекции неизменно получаю из аудитории вопрос: «Ну, ладно, Вы нам всё так хорошо рассказали, ну, а всё-таки, а как же дело обстоит на самом деле?» Честно отвечаю, что не знаю, что в гуманитарных науках сложно говорить об объективном знании, можно только, работая в той или иной парадигме (и отдавая себе в этом отчёт), представлять более или менее аргументированную точку зрения. Наиболее дотошные студенты и тут не отстают: «Тогда ответьте, а как Вы считаете?» Это, видимо, сказываются унаследованные издержки советской школы в преподавании истории и обществознания, по-прежнему изучаемых по принципу естественных наук». [3]. Разумеется, характер социогуманитарного знания иной, чем в естественных науках. И именно поэтому нужно при их изучении делать упор на понимание, а не простое механическое запоминание, что требует сейчас тестовая система и/или практика отчетности при помощи письменных работ с «непереваренным», непонятым содержанием. Одна из важнейших задач, которая в этой связи стоит перед отечественной политической теорией – переосмысление значительного количества понятий применительно к российской действительности, поскольку простое заимствование их либерального содержания навсегда погружает нашу страну в «бездну авторитаризма»: по западным меркам мы просто обречены оставаться негражданскими и недемократическими. Нельзя не учитывать тот факт, что многие категории классической западной политической науки иррелевантны социально-политическим процессам незападного мира. [Там же - 3]. К этому необходимости усвоения западного знания, применяемого к анализу иной социальной реальности добавляется и так называемая «реформа» (мы полагает, что лучше подходит термин из лексикона сталинской эпохи – «вредительство») высшего образования в России, когда чужие рецепты применяются с недостаточным учетом местной специфики. Вообще, реформа образования, как она проводится сейчас в РФ – это отдельная большая тема. Но трудно удержаться от замечаний политического характера по этой проблеме. Представляется, что «Болонский процесс» и т.п. – это цепь намеренных и хорошо продуманных акций по снижению общего интеллектуально-образовательного уровня европейцев введу комплекса нависающих проблем, связанных с исчерпанием ресурсов для прежнего уровня потребления. Естественно манипулировать плохо образованной толпой гораздо легче, для этого и профанируется европейское образование с его вековыми традициями. В России дело обстоит еще хуже. «Болонский процесс», ЕГЭ и пр. для нас – это разрушение нашей особой системы образования, «заточенной в советский период на задачи ускоренной, догоняющей модернизации. И сейчас России, не вышедшей еще из глубокого системного кризиса, для его преодоления нужно решать принципиально иные задачи, чем благополучной Европы и попытка внешне подделаться здесь под стандарты «цивилизованного мира» не может обойтись без игнорирования своих, специфических проблем и задач. Например, к чему нам сейчас нужен переход к «бакалавриату» и «магистратуре», когда у нас было нормальное, в основном, пятилетнее высшее образование, а образование более низкого уровня давалось в техникумах, училищах и т.д. Кроме того, чиновникам-«реформаторам» неймется здесь еще больше. Когда бакалавриат и магистратура искусственно разрываются по специализации, хотя «шляпка» магистра может нормально держаться только на «ножке» бакалавриата. К чему сокращать число бюджетных мест в вузах, делать образование платным явочным порядком? К чему держать молодежь по 11-12 лет в школах? Перегружать их в начальной школе и заставлять «бить баклуши» в старших классах, зачем ориентировать молодежь непременно на вузы, ставшие похожими на ПТУ, в то время, когда многие учиться в университетах не могут и/или не хотят, и при этом говорить о нехватке трудовых ресурсов, увеличении пенсионного возраста и практике привлечения уже неограниченного количества инокультурных мигрантов страну!? В систему отечественного образования, таким образом, запущено несколько «вирусов» огромной разрушительной силы, и институт отечественного образования, чудом устоявший в «лихие девяностые» в период хронического недофинансирования, этих новых атак может просто не выдержать. Политические цели и содержание этой разрушительной работы у нас не вызывают сомнений. Вернемся, однако, от общих проблем разрушающегося и разрушаемого отечественного образования к специфическим вопросам высшего образования для российских политологов. Специальной «политология» существует в России уже более двух десятков лет и от первоначального энтузиазма по этому поводу не осталось и следа. Большой проблемой в настоящее время является трудоустройство выпускников со специальностью «политолог» в связи с уменьшением количества выборов, заведомой предсказуемостью их результатов и «схлопыванием» рынка политконсалтинга. Готовить из политологов госчиновников – не совсем по профилю, а, кроме того, для этого существуют специальные академии госслужбы. Партии и партийные фонды – неразвитый институт с невысокой потребностью в кадрах. Поэтому политологам сегодня всё чаще достаётся советский вариант преподавателей обществознания и/или обслуживание «партии власти» в качестве записных идеологов-пропагандистов. Существуют многочисленные проблемы также в ходе самого процесса преподавания в вузе, и рефлексия самих политологов преподавателей и исследователей по этим проблемам выглядит весьма остро. [4, 5]. При избыточности дипломированных политологов сейчас, с другой стороны, действительно квалифицированных специалистов в этой области крайне не хватает. Это не парадокс, а следствие нашей системы образования и нынешнего политического режима с сопутствующей «политической культурой». Увы, политическими исследованиями у нас заниматься не любят, не хотят или для этого просто нет возможностей. В современной России огромное количество вопросов, ответы на которые, после реализации проектов, связанных с их изучением, могут быть иными, нежели то представляется при поверхностном взгляде «специалистов по всем вопросам». Но грамотно реализованных научных проектов, связанных, допустим, с изучением российских элит или региональных режимов — мало, очень мало. Ведь надо же изучать российскую политику, то есть выезжать на места, беседовать с экспертами, собирать статистику и документы, знакомиться с историей вопроса и т.д. проведение долгосрочных и основательных научных исследований в России — это пока большая редкость, и нельзя сказать что ситуация имеет тенденцию к улучшению. Скорее наоборот. Политические исследователи в современной России никому особенно не нужны, зато большой спрос на политических технологов, политических пропагандистов, политических провокаторов… Нынешней власти выгоден «голод» как на объективную политическую информацию, так и на массовое политическое просвещение. Последнее, к слову сказать, доказывает, что вовсе не демократизация была истинной целью тех, кто организовал нам «катастройку» и последующие «реформы». Если бы речь действительно шла об успехе демократической консолидации, то нужно было организовать систему политического просвещения, сопоставимую по мощи с советским идейно-пропагандистским комплексом, плоды работы которого чувствуются до сих пор и даже в образе мышления новых поколений, родившихся на излете СССР. Однако о ресоциализации населения в духе демократии и правового государства очень быстро забыли с соответствующими последствиями для нашей политической культуры. Да, важен процесс усвоения достижений зарубежной политической науки. Но и здесь все не так просто. Часто можно услышать, что наше общество де такое уникальное, что западная мудрость не про нас. Но почему, разве методы сбора данных (да, с учетом местных особенностей!) не универсальны? Или можно отвергнуть из-за нашей непохожести системный подход, неоинституционализм и т.д.? Если и есть проблема с научными заимствованиями, так она в том, что мало заимствуем и плохо применяем. Я уже не говорю о том, что в последние полтора десятилетия дополнительные деньги на научные исследования российским обществоведам и гуманитариям, на издание научной литературы выделялись из западных научных фондов. Нашим — не надо! Но даже в случае, если мы имеем дело с хорошими специалистами, которые читали и поняли западные источники и при их изложении по-русски у них получается грамотная компиляция, — всё равно без применения этих знаний на практике они не являются сильными учеными. Здесь можно сказать, что нельзя научиться плавать, не заходя в воду. Российская политология не возникнет не из дикости доморощенного «философствования», ни из старательных переводов с английского. Проблема не в переводах, как таковых, а в том, что желать с этими «переводами». В принципе, самостоятельная российская политология может вырасти из грамотного анализа российской политики. Общей проблемой для российской политической науки является то, что она может развиваться лишь как ответ на вызовы общества. Нашего общества. Применительно к стране в целом и к российским регионам это значит, что успешное развитие политологии может происходить лишь в связи с политическими исследованиями. Мы исходим из императива неразрывности исследовательской практики и преподавания. Иначе получится в лучшем случае старательная трансляция чужого знания. Но здесь опять приходится возвращаться к «реальной политике». [6]. Однако реалии таковы, что в состоянии нынешнего неустойчивого равновесия, кризис может случиться в любой момент, его в принципе невозможно предсказать, тем более, с нашим нынешним теоретическим оснащением. Значит, надо самим больше заботиться об этой оснастке, больше думать о том, как ситуация может развиваться, и каковы варианты ее возможных последствий. Мы не оракулы и можем ничего знать точно, но, как показывает зарубежный и отечественный опыт, авторитарный режим может начать разрушаться неожиданно, стремительно и очень быстро. Тогда вновь (ненадолго!) откроется окно возможностей и важно будет не упустить шанс на создание предпосылок для «хорошего общества». Об этом шансе следует думать, чтоб вновь, как в случае с «перестройкой», не отдать этот шанс в чужие руки. На рубежа 1990-х годов, страна оказалась не готова к открывшимся возможностям, в том числе, и из-за политической наивности интеллигенции, превратным представлениям об окружающем мире, не в последнюю очередь — незнанию теории (в частности, связанную с проблемой политических трансформаций, транзита и т.д.). Нельзя упустить новый шанс для России, потому что России потом может просто не быть. В этом случае, вопрос можно поставить так: какая сегодня политология — такая завтра политика. [6]. К такому выводу автор этих строк пришел 5 лет назад, но сейчас представляется, что вывод этот был промежуточным. Само состояние отечественный политики, когда отсутствует субъект, заказчик, заинтересованный в объективном политическом анализе накладывает отпечаток на состояние политологии в России. Если попытаться ответить на вопросы: зачем политология? Зачем исследования? Зачем публиковать политологические тексты? - то на уровне отдельных людей, считающихся политологами, ответы будут несколько различаться. Но в основном, это будет инерция существующей среды. Надо что-то опубликовать, чтобы допустили к защите (после нее поток активность имярека резко падает) или пополнить список публикаций к конкурсу. Тема и качество, как правило, это вопросы далеко не первые. У меньшинства стимулами является получение грантов, академический туризм, особенно на зарубежные мероприятия, честолюбие и пр. Конъюнктура тоже важна. Некоторые авторы, строчившие в 1990-е годы работы о «демократических транзитах», в «нулевое» десятилетие переключились на обслуживание «суверенной демократии». С точки зрения отдельных людей – это все понятно и оправдано, но вот как быть со «сверхзадачами»? с состоянием Политического в национально-государственных масштабах? Если брать содержательные аспекты, то здесь, как всегда, противоречие строится вокруг апологетики – критики существующих порядков. Большинство оправдывает, описывает и объясняет существующие порядки, некоторая часть цеха стремится к «критической» политологии (по аналогии с «критической философией» и пытается посмотреть, как можно выйти из неудовлетворительного, по их мнению, состояния российской политии. Эта краткая характеристика отечественных политических исследований в данный период важна для объяснения состояния политического образования в РФ, которое явно стремится быть «интеллектуальным» (то есть что-то знать, абстрактное и не слишком обязательное), нежели «политическим» (знать, чтобы действовать, преобразовывать страну с позиций гражданской культуры, учиться отстаивать свои законные интересы). С этим в современной России было и есть очень плохо. Существующая с детства система общественного воспитания и просвещения (учебники типа «обществознание», по которым учится в лицее мой сын, вызывают у меня еще большие сомнения, чем «Обществоведение» Бурлацкого-Галкина-Шахназарова и пр., при помощи которого обрабатывали мозги юношества в эпоху «застоя»). Такое политическое воспитание направлено на воспитание послушных конформистов, «винтиков», а в случае кризиса и т.д. – идеальных жертв, не противившихся экспериментам над собой. Такой тип личности не только не может защищать свои интересы, но даже и составить себе целостную картину того, в чем этот интерес состоит, хотя фрагментарно он чувствует обделенность и несправедливость на каждом шагу. Что до политического участия, то, как правило, оно бывает эффективным только будучи организовано сверху, сами россияне свои интересы защищать не умеют (для примера, сравните реакцию на ту же «реформу» образования в России или, скажем, во Франции). Понятно, что при таком соотношении между «словом» и «делом», то, что относится у нас к «политическим вопросам» воспринимается как имитация, как неизбежное зло перевода времени и/или бумаги. Главное – получить зачет по общественным дисциплинам, а не научиться выражать и защищать свою гражданскую позицию. Такое состояние вряд ли изменится в России без влияния крупномасштабного кризиса. В сложившихся условиях только кризис в состоянии научить чему-то серьезному и элиты и массы и дать почувствовать им, что серьезное политическое образование (и самообразование) по-настоящему необходимо.. Библиографический список
1. Белл Д. Рутинность «Вех». "Вехи" сто лет спустя // www.russ.ru, 27.03.09 2. Галковский Д. Психоаналисты // http://galkovsky.livejournal.com/187019.html 3. Ильинская С.Г. Гуманитарное образование как фактор формирования гражданской идентичности //http://igpi.ru/info/people/illinskaya/1288198229.html 4. См., например: Гаман-Голутвина О.В., Капустин Б.Г., Соловьёв А.И. Совершенствование преподавания политологии. Аналитический доклад. - М.: Логос, 2005. – 88с. 5. Наша работа по этому поводу: Ковалёв В.А. Российская политология в условиях инволюции системы образования и социальной деградации// Мировая политика: проблемы теоретической идентификации и современного развития. – М.: РОССПЭН, 2006. 6. Подробнее: Ковалев В. Политическая наука в условиях «бегства от свободы» //АПН.ру, 22 12. 2006.
|
