IV. В ПОИСКАХ ПОЛИТИЧЕСКОЙ СТАБИЛЬНОСТИ: ОТ ГОССОЦИАЛИЗМА К НАЦИОНАЛ-АВТОРИТАРИЗМУ

1. Посткоммунизм: азиатские дилеммы. CASE А: УЗБЕКИСТАН

Различие в сценариях политического развития европейских и центральноазиатских республик очевидны. Экс-коммунистические элиты удержали власть практически во всех постсоветских странах (кроме Прибалтики). Происходящее в них по западным стандартам вряд ли может быть оценено как полноценное демократическое развитие. Однако, уровень демократии, открытости, политических и гражданских свобод, соблюдения основных прав человека в России, Украине, Белоруссии несопоставим с тем, что происходит в Центральной Азии.

При всей условности возникающей сейчас в европейской зоне пост-СССР "номенклатурной демократии", происходящее в азиатской зоне выглядит как построение полицейских национал-авторитарных режимов. Впервые за многие десятилетия политбеженцы-некоммунисты бегут не из России, а в Россию - и бегут из Средней Азии.

Ни в одной из этих республик не существует открытой, легальной и цивилизованной политической оппозиции. Ни в одной из них не существует свободы прессы и информации, сколь-либо независимого от власти суда. Ни в южной республике ни разу не проводились сколь-либо свободные выборы.

Однако было бы легкомысленным упрощением рассматривать политические процессы в регионе через призму только Тили no-преимуществу) противоборства "посткоммунистических режимов и "демократической" оппозиции. Ситуация в Центральной Азии много сложнее и трагичнее: в повестке дня здесь стоит прежде всего не внедрение демократических процедур западного типа (как, возможно, в России) а предотвращение этносоциалного взрыва колоссальной мощности, который может поставить под вопрос само выживание местных социумов. Предвестником подобной катастрофы может служить война в Таджикистане.

В результате крушения империи, Центральная Азия Оказалась на колоссальном цивилизационном разломе, в центре конфликта

- между необходимостью быстро демонтировать коммунистические структуры власти - и невозможностью сделать это без глубочайших потрясений;

- между индуцированными извне институтами и социальными структурами - и растущей снизу базой исламского традиционализма;

- между задачами модернизации - и удержания стабильности;

- между национальным возрождением, строительством Nation-State - и удержанием полиэтничности обществ;

- между необходимостью дистанцироваться от России - и нуждой в ее помощи...

Сам масштаб этих проблем отодвигают задачу внедрения собственно политической демократии - в разных зонах по разным причинам - как минимум на послезавтрашними день. Более того, учитывая характер формирующихся в регионе контрэлит, задачи модернизации и демократизации в одной части региона (Узбекистан, Таджикистан, отчасти Киргызстан) в значительной степени объективно противостоят друг другу. В этой зоне само демографическое соотношение модернизационно ориетированного города и традиционалистистски орентированной деревни делает исход любой демократической процедуры предрешенным («алжирский вариант»).

В другой же части (Казахстан) столь же объективно складывается противоречие между тенденцией к построению Nation-State - и демократизацией. В обеих зонах региона против демократии работают и основные элементы политической культуры -как автохтонной, так и русско-советской.

Однако, в средне- и долгосрочной перспективе ситуация не так однозначно безнадежна. За формально демократическое устройство также существуют весомые аргументы:

- ориентация на всемирно признанные формы легитимации власти элиты;

- позиция Запада, требующего соблюдения некоторых политических норм и форм как непременного условия сотрудничества и помощи;

- некоторый плюрализм элит, толкающий политическую систему к олигархической («номенклатурной») демократии;

- отсутствие иных стабильных институтов воспроизводства и преемственности власти, кроме института выборов;

- пример ближайших культурно-политических лидеров, где демократические процедуры не пошатнули, а укрепили власть элиты (Россия и Турция), и др.

Диалектика борьбы и взаимодействия объективно противостоящих тенденций хорошо просматривается на примере складывания национально ориентированных госкапиталистических авторитарных режимов в Узбекистане и Казахстане.

1.2. Национал-демократы: победа, ставшая поражением

С конца 80-х годов общественные процессы в Узбекистане все более очевидно развивались в пользу сил, оппозиционных коммунистическому руководству республики. В октябре 1988 года возникла инициативная группа по созданию национально-демократического движения Узбекистана "Бирлик" (Единство"), а в мае 1989 года состоялся его учредительный съезд. Движение возглавили представители интеллигенции Ташкента (кибернетик Абдурахим Пулатов, его брат Абдуманоб, математик, Б.Ташмухаммедов - биолог, поэты У.Азим, М.Солих и др.).

В течение 1989-90 года "Бирлик" переживает период стремительного роста: проводит многотысячные митинги за придание узбекскому языку статуса государственного; разворачивает кампанию в защиту узбекских юношей, подвергающихся произволу в Советской Армии и т.д. К середине 1990 года, по оценкам лидеров, "Бирлик" имел около 300 тысяч активных сторонников.

Лидеры "Бирлика" пытались добиться демократических целей через мобилизацию национального сознания узбеков. Их лозунги национального возрождения нашли широкий отклик в обществе, в частности - у студенчества, на которое активисты движения, будучи преподавателями ташкентских вузов, могли оказывать достаточно мощное воздействие. Именно студенты столичных вузов (в основном, из сельских районов) обеспечили мощь митингов "Бирлика" в 1989-1990 годы. Через студентов из села осуществлялась и связь "Бирлика" с узбекским крестьянством. К концу 1990г. "Бирлик превратился в массовую оппозиционную организацию, единственную, известную в народе.

По некоторым оценкам, если бы "Бирлик" был легализован в 1990 году, то на выборах в местные советы и ВС республики его представители могли получить до 70% голосов узбекской деревни - просто как результат ее протеста против компартии и местных властей. Однако как система власти КП Узбекистана представляла собой столь значительную силу, что лидеры "Бирлика" даже не ставили вопроса о захвате политической власти.

Весной 1990 года под флагом завоевания политической независимости Узбекистана возникла еще одна оппозиционная структура - Демократическая партия "Эрк", ориентированная на парламентскую борьбу за политическую власть.

Национальное движение медленно, но верно шло по "прибалтийскому пути". Реально переход власти к оппозиции в стране зависел от того, как скоро пойдет государственно-управленческий и хозяйственных аппарат за лозунгами национального возрождения, осознает, что обретение полной независимости сулит существенные карьерные и материальные выгоды и не повлечет за собой слишком высокого риска.

Однако, с национальным движением история сыграла злую шутку. События августа 1991 года в Москве привели к крушению Советского Союза и провозглашению независимости Узбекистана - без видимого участия национал-демократов. Цель национального движения была достигнута так быстро, легко, случайно, что это автоматически лишило его raison d'etre. Победа лозунгов движения означала поражение самого Движения.

Напротив, руководство КП Узбекистана, оказавшись в новых для себя условиях неожиданной независимости, решительно действовало "на опережение" - и сохранила в целом свои структуры.

В ноябре 1991 года на базе "самораспустившейся" КПУ создается Народно-демократической партия Узбекистана (НДПУ). Сохранив организационные структуры КПУ, новая "партия власти" удерживает партийные комитеты фактически на всех производственных объектах, а с 1992г. начала строить свою работу по территориальному принципу, базируясь в махаллях. Фракция НДПУ в парламенте обеспечивает ей абсолютное большинство при принятии решений (327 депутатов из 500). С другой стороны, это уже совершенно новая, национальная по характеру партия. Из 800 тысяч членов КПУ в ней осталось меньше трети, при этом ушли из нее прежде всего русские (в КП Узбекистана их было ок.40%, в НДПУ осталось лишь ок.4%).

Легко, как нечто чисто внешнее, была отброшена изношенная коммунистическая идеология. Новая легитимация власти элиты была основана на идеологии государственной независимости и национального возрождения узбеков.

Практически весь идеологический багаж национального движения был заимствован и "переварен" НДПУ. Как и большинство правящих партий в постколониальных странах, НДПУ синкретически объединяет в своей программе все актуальные для общества лозунги и программы, которые хотя бы потенциально могли быть использованы оппозицией - сколь бы противоположны они ни были. Партия выступила за "равноправие форм собственности и труда, предпринимательства и конкуренции", против господства одной идеологии, за гарантии свободы слова и совести и т.д. Партия выразила приверженность укреплению государственной независимости, за полноценное применение государственного узбекского языка".

В результате национал-демократическая оппозиция лишилась каких-либо социально-мобилизующих лозунгов и идеологических ориентиров.

Последним рубежом, на котором оппозиция могла удержать массовые симпатии, была защита падающего уровня жизни населения, прежде всего молодежи. Решающее столкновение произошло в начале 1992 года. 16-17 января в Ташкенте произошло первое антиправительственное выступление в стране после провозглашения независимости. Это были студенческие волнения. На их подавление были брошены властями отряды ОМОН, имелись убитые и раненые. После жестокого подавления выступлений в столице прошли репрессии против активистов студенческого движения - главной политической опоры оппозиции.

Режим предпринял меры, куда более по значимости серьезные, чем репрессии: была осуществлена в кратчайшие сроки программа по выведению значительной части студенческой молодежи за пределы столицы. Иногородние студенты были в срочном порядке депортированы в места своего постоянного проживания. Было создано 15 новых вузов (из них 7 - университетов) в областных центрах республики.

Этим шагом правительство автоматически получило поддержку неузбекского населения столицы, поскольку сократились случаи проявления национал-экстремизма, да и в целом после удаления массы иногородних студентов в Ташкенте стало значительно спокойней. В результате "Бирлик" и "Эрк" лишились своей "политической пехоты" и с тех пор не в состоянии предпринять что-либо серьезное в столице.

После январских событий 1992г. в политике режима усилились элементы социального маневрирования. Студенческие волнения убедили каримовское

руководство, что Узбекистан с его социально-демографической структурой не может себе позволить идти «российским» (не говоря уже про «польский») курсом политики быстрой "либерализации" экономики, что без мер жесткого государственного регулирования цен, программ социальной помощи малоимущим республика окажется на грани взрыва.

1.3. От партократии - к консервативному авторитаризму: путь Каримова

В июне 1989 года сорокалетний первый секретарь Кашкадарьинского обкома партии становится (в полном соответствии с сложившейся процедурой назначения) первым секретарем ЦК КП Узбекистана, сменив на этом посту Р.Нишанова, которому было инкриминировано допущение погромов турков-месхетинцев. Одним из первых в СССР Каримов последовал примеру М. Горбачева: в марте 1990 года он избирается президентом на сессии Верховного Совета Узбекистана. После обретения республикой независимости он смог окончательно легитимизировать свое положение через процедуру всеобщих выборов. Уже в декабре 1991 года он (естественно, набрав абсолютное большинство голосов - 87,15%), становится первым президентом независимого Узбекитстана. Свое положение он закрепляет принятием Конституцией 8 декабря 1992 года, согласно которой президент является главой государства и руководителем исполнительной власти (как председатель Кабинета Министров).

За три года независимости создана достаточно законченная авторитарная политическая система. Сформирована исполнительная вертикаль - институт наместников президента (хокимов) в областях, районах и городах. Причем, в течение первых двух лет независимости большинство хокимов из коммунистических функционеров были заменены на управленцев из числа хозяйственников.

Советы народных депутатов сохраняются, однако, согласно Конституции, их главы назначаются непосредственно президентом.

В судебной системе президент назначает и освобождает от должности генерального прокурора и его заместителей, представляет парламенту кандидатуры на должности председателя и членов Конституционного суда; имеет право отрешать от должности судей всех уровней.

Несмотря на прямую преемственность элит, консервативно-авторитарный режим президентской власти, сформировавшийся в независимом Узбекистане, существенно отличается от партократического олигархического режима советского периода. Хотя формально НДПУ является правящей партией, она, конечно, не контролирует в полном смысле ни политическую, ни хозяйственную власть. Ее влияние несопоставимо с былым всесильем КП Узбекистана. Для Каримова НДПУ была лишь одним из инструментов формирования в республике режима сильной президентской власти.

Заняв ключевые ранговые позиции в политической системе республики, президент тем самым обрел относительную независимость от структур НДПУ. Это также было закреплено в Конституции, в которой подчеркивается, что "от имени народа Узбекистана могут выступать только избранные им Олий Мажлис и Президент республики. Никакая часть общества» политическая партия, общественное объединение, движение или отдельное лицо не могут выступать от имени, народа Узбекистана".

И. Каримов, конечно, продолжает опираться на партийные структуры НДПУ, однако, не дает ей монополизировать положение единственной опоры президента. Жестко подавляя реальную оппозицию ("Бирлик" и "Эрк")" президент периодически поддерживает отдельные инициативы "снизу" по созданию новых политических организаций.

Возникают партия "Прогресс отечества", Движение деловых людей Узбекистана, Ассоциации молодых ученых и специалистов и др. Создавая такого рода квази-партии, режим тем самым создает дополнительные каналы формирования политического класса и организации собственной социальной базы. Сюда пришли социально активные слои молодежи, интеллигенции, предпринимателей, которые по каким-либо причинам сочли для себя неприемлемым входить ни в НДПУ, ни в оппозиционные национальные движения.

Однако любая возможность появления сколь-либо серьезной политической организации, имеющей социальным адресатом крестьянство, правительством решительно пресекается. Властями, например, не была зарегистрирована Свободная Дехканская Партия (ситуация, не уникальная для "третьего мира": аналогичный фактический запрет на политическую деятельность в деревне существует, например, в Индонезии).

Мотивы подобных действий властей очевидны. Декларируя себя крестьянской партией СДП неизбежно должна была начать поднимать вопрос о немедленной раздаче земли в частные руки. При сохранении поляризованного аграрного дуализма в Узбекистане это могло бы привести к социальному взрыву в ряде районов республики.

С другой стороны, запреты такого рода вряд ли могут быть долговечными и в будущем есть основания предположить появление в Узбекистане достаточно влиятельной аграрной партии.

Авторитарный режим выполняет очевидно значительную историческую задачу: подавляя оппозицию и обеспечивая социально-политическую стабильность, он предоставляет экс-коммунистической национальной элите возможность адаптироваться в пост-имперских условиях, постепенно приватизировать госсобственность, которой она управляла в годы коммунистического режима. В рамках предлагаемой авторитарным режимом стабильности у экс-номенклатуры появляется шанс научиться управлять обществом государством и экономикой посредством иных механизмов.

Другой важнейшей основой прочности президентской власти в Узбекистане является то, что режиму удалось в новых условиях создать механизм консолидации узбекской нации. И.Каримов в своей кадровой политике не только балансирует на паритете ведущих клановых сил (ферганской элитой, ташкентской, самаркандской, кашкадарьинской группировками), но и возвел перетасовку кадров из различных регионов республики в один из принципов внутренней политики. На службе государства нет более самаркандцев или ферганцев, есть только узбеки.

В результате, в отличие от соседнего Таджикистана, раздираемого противоречиями между различными территориальными кланами, в Узбекистане процесс консолидации нации практически завершен. Здесь едва ли возможно появление мощных внутренних сепаратистских процессов.

1.4. Фундаментализм

Опасности политизации ислама, его включения в политическую борьбу за власть, усиления исламского фундаментализма в ближайшее десятилетие будут, несомненно, сильно влиять на внутреннюю и внешнюю политику Узбекистана.

Рост угрозы исламизации толкнул различные политические силы к пересмотру своих установок. Выявилось, что главное политическое противоречие в Узбекистане не между авторитарной властью и демократической оппозицией, а между организациями, ориентированными в политическом плане на ислам, и силами, придерживавшимися светских (и постольку - модернизаторских) форм социального мышления. Именно это противоречие определяет в итоге контуры складывающейся политической системы. Соперничающие между собой НДПУ, "Бирлик", "Эрк", президентские структуры в вопросе политизации ислама превращаются в союзников.

И истеблишмент, и "цивилизованная оппозиция" понимают, что в данном случае речь идет не о банальных перестановках в коридорах власти. Победа исламизма грозит действительно радикальным переворотом - победой "традиционалистской" деревни и ее выдвиженцев, устранением сформировавшейся за несколько десятилетий национальной, светскомыслящей элиты, перестройкой всего строя общественной жизни. Естественно, такой переворот не мог бы осуществиться без громадных социальных катаклизмов, пролития крови.

Безусловной жертвой радикальной исламизации общественной жизни стала бы основная часть национальной интеллигенции Узбекистана. Та же судьба ожидает в этом случае и практически всю национально-государственную элиту страны. Светская, атеистическая, европеизированная, воспитанная на советских традициях, она не

сможет найти себе места в исламской модели развития. Примеры Ирана и Афганистана не оставляют здесь места для иллюзий.

Конкретными носителями исламистской угрозы в условиях Узбекистана выступает Исламская партия возрождения, созданная в январе 1991 г. Численность ИТЕВ Узбекистана не разглашается. Однако сила ее влияния покоится не на самих структурах партии, а на социальных структурах узбекской "традиционной" деревни - махалля.

Осенью 1991 г. в областях Ферганской долины Узбекистана начали формироваться группы "Адолат" ("Справедливость"). Это были объединения молодежи на уровне махаллей. Они входили в структуру мусульманского самоуправления, были хорошо дисциплинированны, владели приемами рукопашного боя (в них было много ветеранов афганской войны). Руководит отрядами совет, в который входят уважаемые старики (аксакалы) и представители местного духовенства. В среднем каждая такая группа объединяет 100-200 человек. На начало 1992 г. в Узбекистане насчитывалось около 60 таких отрядов. В их функции входили борьба с правонарушениями, разрешение мелких бытовых конфликтов, материальная помощь членам общины.

"Адолат" акцентирует один из ключевых принципов исламского фундаментализма - предоставление равных возможностей всем мусульманам. Традиционным инструментом поддержания такого равенства (при сохранении материального неравенства в реальном обществе) должен стать закят, т.е. налог, при помощи которого должна перераспределяться часть общественного богатства в пользу неимущих и для финансирования политических структур мусульманского самоуправления. Закят как параллельный негосударственный налог уже введен во многих районах Ферганской долины.

Наивысших успехов ИПВ добилась в конце 1991 года. «Адолат» добился тогда приезда И.Каримова в Наманган, где тому пришлось передать старое здание горкома КПУ под штаб-квартиру исламского самоуправления, а бывший обком КПУ по их требованию передали в исламскую клинику для женщин. Однако уже весной 1992 г. активисты ИПВ и "Адолат" в Намангане были репрессированы узбекским руководством.

Однако и почва, и структуры ИПВ продолжают функционировать в полуподполье. Они практически неуничтожимы - по крайней мере, в той мере, в какой выражают интересы традиционалистской деревни и опираются на мечеть и махалля - главные институты традиционализма.

Осложнение аграрно-демографической ситуации (а тенденция именно такова) неминуемо приведет к новому росту угрозы фундаментализма, ибо у деревни просто нет другой идеологии, органичной ее культуре.

Для светского консервативно-авторитарного режима сегодня просматривается лишь один путь избежать ирано-алжирского сценария (столкновения политического истеблишмента с фундаменталистами). Это - путь опережающей аграрной реформы, при которой получившее землю крестьянство неминуемо начнет дифференцироваться. Должен начаться процесс внутреннего разложения минифундизма, втягивания традиционалистской деревни в рыночные отношения, которые сметут полунатуральный тип хозяйствования.

Параллельно необходимы целенаправленные усилия по втягиванию сельского в иные виды труда, широкие модернизационные программы, которые приостановили бы рурализацию жизни и рост аграрного перенаселения.

Однако модернизация, опережающая нарастание угрозы, в свою очередь несет опасности внутреннего цивилизационного конфликта, как это получилось с шахской "белой революцией" в Иране. Программы модернизации такого рода требуют значительного участия внешнего мира, в частности международных финансовых институтов Запада, что мало вероятно в обозримой перспективе и в достаточных объемах.

Но даже и при таком участии успех был бы не гарантирован. В частности, весьма негативен опыт стран Ближнего и Среднего Востока с большой плотностью населения и высоким уровнем рождаемости. Даже в арабских странах с наиболее вестернизованной и продвинутой элитой - Египте и Алжире - проблема социально-политической модернизации традиционалистской деревни не решена необратимым образом (ситуация в странах "четвертого мира" (нефтеэкспортеров) не может быть объектом сравнения по очевидным причинам.)

Даже при благоприятном сценарии развития страны должно, по-видимому, пройти несколько десятилетий, пока будет достигнут действительный баланс между религиозным и светским началами жизни в Узбекистане.

2. К этнократическому государству? CASE В: КАЗАХСТАН

В ближайшее десятилетие в республиках региона весьма вероятно возникновение жестких межнациональных конфликтов, которые могут привести к серьезным коллизиям политической системы. Однако, демографическая гегемония титульной нации в Узбекистане, Туркменистане и Таджикистане такова, что проблемы межнациональных отношений не будут определяющими в динамике развития политических процессов. Здесь главная пружина, двигатель всех происходящих политических процессов находится явно внутри самих титульных этносов.

Иная ситуация сложилась в Киргизии и особенно в Казахстане, где титульные этносы составляют меньшинство. Здесь "русская проблема" не просто существует в ряду прочих, но становится ключевой, определяющей характер складывающегося режима.

Из 17 млн.человек, населяющих Казахстан, казахи составляют лишь около 43%. Причем, в подавляющем большинстве своем казахи живут в сельской местности.

С другой стороны, в крупных индустриальных городах (Усть-Каменогорск, Караганда, Павлодар, Кокшетау, Акмола, Петропавловск) их удельный вес не превышает 15%. В столице Алма-Ата они составляют 23-24% (вместе со студенческой молодежью).

Между тем, еще в 1960-80-е годы в Казахстане начала постепенно складываться этнократическая структура власти. Представители некоренного (русскоязычного) населения постепенно вытеснялись с высшего звена государственного управления. Депутаты-казахи в парламенте (Верховном Совете) в результате выборов 1989г. стали составлять более 50%, т.е. абсолютное большинство.

Это большинство было достигнуто за счет специфической организации выборов - не только от территорий, но и от общественных организаций (регистрация которых, естественно, была в руках казахских властей). Если выборы по территориальным округам дали казахам ок. 49% депутатских мест (т.е. грубо сопоставимо с их долей в населении), то от общественных организаций казахи получили ок.70% мест. Это и стало решающим фактором в завоевании казахами большинства мест в ВС.

После обретения независимости процесс этнизации власти пошел еще быстрее. В ВС, избранном весной 1994 года, в первом постсоветском парламенте Казахстана, казахи занимают уже более 60% мест (русские и украинцы - 33%).

О методах достижения такого большинства говорит тот факт, что впервые за все время существования СБСЕ наблюдатели этой организации признали именно эти года в Казахстане не соответствующими демократическим нормам.

При этом в казахской депутации (так же, как и в госаппарате) до 85% составляют выходцы из южного («старшего») жуса (рода), из которого вышли и лидер брежневской эпохи Д.Кунаев, и нынешний президент Н.Назарбаев.

За годы независисмости этническое доминирование казахов в госаппарате обрело качественно новый уровень: из пяти государственных советников "некоренных нет вообще. Среди семи вице-премьеров "некоренной" только один. Руководство аппарата президента по национальному составу делится 1:6 в пользу представителей "титульной" нации; в руководстве областных администраций, включая регионы, где русское (русскоязычное) население составляет заметное большинство, та же картина.

Аналогичная ситуация складывается и на других этажах административной пирамиды. Соотношения казахов и русских в органах управления в ряде мест может показаться сбалансированным, но ключевые посты в финансовом ведомстве, прокуратуре, Комитете Национальной Безопасности и т.д. занимают именно казахи.

В результате подобной политики у 57% казахстанского "некоренного" населения потенциал социального продвижения существенно меньше, чем у 43% казахского населения. Этническая дискриминация в кадровой политике становится мощнейшим фактором межнациональных отношений.

Казахи находятся демографически, культурно и социально в уязвимом положении (этническое меньшинство, составляющее незначительную часть городского населения и персонала современного сектора экономики, уступающее русскоязычным в образовании, квалификации, душевом доходе), поэтому казахская элита пытается закрепить свое положение в государстве идеологически и легально. В конституции независимого Казахстана говорится, что он является "формой государственности самоопределившейся казахской нации".

Президентом Н.Назарбаевым был фактически провозглашен курс на создание национального государства казахов: "Важно оберегать, не дать размыться национальным чертам государственного образования... Нация не может существовать без государственности, она исчезнет. Не вина, а беда нашего народа в том, что он стал меньшинством на земле своих предков". "Вполне уместно, если в нашем государстве ...интересы коренной нации - казахов - в отдельных случаях будут оговариваться особо. Между тем, сохранение доминирующих позиций в государстве и контроль над перераспределением собственности ("этно-приватизация") с неизбежностью требует все более авторитарного государства и мощного полицейского аппарата.

При соответствующей анти-казахской и сепаратистской реакции в областях с преобладанием русского населения практически неизбежна эскалация напряженности между этнократическим госаппаратом и некоренным населением. Последнее уже сегодня апеллирует к России и отчасти готово поддержать сепаратистские движения за присоединение северных областей Казахстана к России.

В России, естественно, тоже есть силы, для которых любая защита соотечественников - самая эффективная политическая программа. Дальнейшие события можно легко представить, если вспомнить историю Карабаха, Приднестровья, Сербской Краины и Сербской Республики Боснии.

Продолжение строительства этнократического государства в Казахстане чревато серьезными потрясениями для всего региона. К тому уже есть достаточные предпосылки.

На середину 1993 года армия Казахстана составляла 65-70 тысяч человек (столько, сколько имели Узбекистан, Таджикистан, Туркменистан, Киргизия вместе взятые). Денежные ассигнования, выделенные военному ведомству на 1993 год составляли 12% бюджета страны (без учета статей на Комитет Национальной Безопасности и на Республиканскую Гвардию). Одновременно в 1993г. по сравнению с 1992 годом в 2,5 раза увеличены расходы на правоохранительные органы.

При этом, приоритетным объектом внимания правительства в сфере обороны являются внутренние войска, предназначенные для борьбы с массовыми беспорядками. Открыта целая сеть училищ по подготовке офицерского состава ВВ, главным образом, из казахов. Год учебы здесь курсанту засчитывается за 2,5 года службы в армии. Сформированные преимущественно из казахов, части ВВ (до тысячи и более человек) уже сегодня дислоцируются в промышленно развитых районах Алма-Ате, Чимкенте, Усть-Каменогорске, Актюбинске и др. потенциально "горячих точках" республики. Очевидно, что ВВ готовятся казахской элитой для защиты своего проекта государственного строительства.

Однако, с другой стороны, надо иметь в виду что большинство офицерского корпуса во всех среднеазиатских армиях составляют славяне, вчерашние советские офицеры, и заменить их в обозримые сроки практически некем. Поэтому любые попытки решить конфликт с некоренным населением силовым путем, по-видимому, нереальны.

Альтернативный сценарий для Казахстана состоит в отказе от проекта этнократического государства. Это возможно лишь в случае отказа от унитарного устройства и радикальной децентрализации госструктуры Казахстана. Речь идет не о федерализации, поскольку в этом случае огромные пространства консолидировались бы по национальному признаку, и раскол страны стал бы неминуем.

Административно-территориальные единицы должны получить максимум полномочий в кадровых, экономических, социальных и культурных вопросах. Органы управления областей в соответствии со своим этнодемографическим составом населения должны определять на каких языках вести делопроизводство и обучение, какие контракты с какими странами заключать, соглашаться или нет на строительство крупных новых объектов республиканского масштаба и т.д. Каждая область может и должна стать самостоятельным государственно-правовым многонациональным подразделением (штатом), входящим в республику.

Мотивацией для выбора казахской элитой такого варианта развития может послужить угроза тяжелых конфликтов с русскоязычным населением, чреватая вмешательством России и расколом страны.

Возникновение практически во всех республиках региона сильной президентской власти обусловлено не только экономическими факторами (необходимостью радикальной реорганизации промышленности, преодоления дуализма в аграрном секторе и т.д.), но и потребностями национальной элиты консолидироваться, провести приватизацию и закрепить тем самым свое влияние в условиях новой, капиталистической системы общественного развития.

Наиболее откровенно акцентируют авторитаризм своих режимов президенты Узбекистана и Туркменистана. И.Каримов совершенно открыто ориентируется на китайскую модель рыночной трансформации: "максимальная свобода в экономике, минимальная - в политике" (на практике большой свободы в экономике, конечно, тоже нет). Туркменский президент С.Ниязов (Туркменбаши), установивший почти карикатурный культ собственной личности, провозгласил свое правление "десятью годами стабильности и процветания", отвергая во имя них любые претензии хотя бы потенциальной оппозиции на политические свободы.

Вместе с тем, сам генезис постсоветской элиты среднеазиатских государств обуславливают многие особенности ее поведения: ей свойственны все проявления молодого, агрессивного национализма, не желающего разделять с национальными меньшинствами ни собственность, ни власть. Это создает в отдельных регионах Средней Азии весьма напряженную обстановку.

С другой стороны, нарастает угроза исламского фундаментализма. Все это позволяет заключить: в ближайшие десятилетия данная зона мира социально и политически будет нестабильна, здесь можно уверенно прогнозировать тяжелые катаклизмы.

:: Высказаться ::