|
Алексей Кузьмин. Журнал "Зебра", №1-2, 2002г. Ода «агитPRопу нового типа», или насущная задача дня. Пожалуй, с тех пор, как существует человечество, любые Власти нуждались в легитимации, признании их права на властвование, равно возможности заставлять людей делать то, что они иначе делать не стали бы — и не делать то, что они с удовольствием сделали бы сами. Самым надежным способом была, есть и будет легитимация через обращение к источнику Абсолютной Истины, равное Абсолютному Благу. Пока этим источником для большинства населения остается «обычное божество» (будь то специальный покровитель соответствующего города или государства—Афина в Афинах, Зевс в Олимпии, Артемида в Эфесе, Юпитер Капитолийский и Веста в Риме, Христос во всяком претендующем на христианство государстве — но, наряду с ним, и какой-нибудь особый, «свой святой» — Давид в Армении, св. Георгий в Англии, св. Мартин в Туре или Роланд в Бремене) достаточно происхождения по прямой линии непосредственно от соответствующего божества или от заведомо сверхлегитимного правителя. Многочисленные «родословия», возводящие всевозможных римских патрициев и бесчисленные византийские императорские династии к Энею или Ромулу, к Гераклу, Тезею или прочим греческим полубогам (а российские княжеские роды не только к Рюрику и Гедимину, но и к «роду кесаря Августа» и Царю Давиду) включали ритуалы вроде коронации подтверждающего и возобновляющего непосредственную связь Властителя с этим источником Абсолюта. Препоручить подвластным самим определять, кто же будет над ними властвовать, можно только тогда, когда они сами убеждены, что «vox populi — vox dei». В Аттике систематически использовался для корректировки голосований жребий — прямое проявление божественных сил — да и то для верности приходилось пропагандировать «божественность» порядка выборности властей систематическими постановками политических «агиток», вроде «Орестеи» Эсхила или комедий Аристофана — функция античного театра, явно нами недооцениваемая. Стоит же только от жребия перейти собственно к выборам, то есть к определению Начальства из альтернативных кандидатур, как сакральность автоматически «проблематизируется». Пусть даже «Мы» и богоизбранный народ (с наивного самовосхваления начиналась история США), пусть выборам предшествуют очистительные посты и жертвы — сам выбор остается уделом «малых сих». Как только они утратят ощущение себя как «малых», властвование «избранников» станет проблематичным, как это случилось в Афинах эпохи «демагогов», а потом в Риме — где коррупция и прочий «беспредел» времен конца Республики были распространены ничуть не меньше, чем в нашей нынешней «империи времени упадка». Исторически, этнически и географически наиболее близкий России аналог— Речь Посполитая с liberum veto, где государство «приказало долго жить» на 120 лет — после того, как до этого еще сто двадцать «Польска держалась непорядком». «Малые» же подвержены ошибкам — иначе они всегда были бы правы в выборе действия и бездействия, во Властителе не нуждаясь — ни в индивидуальном, ни в коллективном... Альтернативность выборов предполагает не только пропаганду достоинств своего кандидата, но и недостатков чужих. Тем самым, даже при наличи сакрализованной процедуры инаугурации Избранного вряд ли можно претендовать на приближенность к абсолюту. (Заметим, корень «авгур» есть слово сакрального обихода, означающее представителя одной из почтеннейших римских жреческих сообществ). Отсылка к «божьему промыслу» возможна только при абсолютно непререкаемом авторитете божества. Секуляризация, то есть десакрализация власти, делает и так довольно нетривиальную процедуру легитимации избранной власти куда более сложным делом. Результативна процедура становится только тогда, когда на место слабеющей «просто религии» встает и понемногу превращается в привычный предрассудок масс «религия гражданская». В США в политике прямого разрыва с христианскими ценностями так никогда и не произошло, одно «надстроилось» над другим. Токвиль сразу вскрыл эту базисную общинно-протестантскую «подкладку» умеренной веротерпимости под устойчивостью демократических институтов в США — и остался не понят и забыт довольно надолго, поскольку «мировой политический центр» тогда находился не в далекой заокеанской «европейской провинции». Первыми — пытаясь «ускоренно внедрить передовой опыт» античной демократии в современное им общество и зная об опыте Декларации независимости — роль «гражданской религии» поняли творцы Великой Французской Революции. Без всякой поддержки «снизу» был введен республиканский Культ вполне религиозного толка, и центром его, его квинтэссенцией, оказался не вполне удобопонимаемый в рамках секулярного дискурса лозунг «Свобода, Равенство, Братство». Рационалистический культ «Верховного Существа» остался местной ситуационной «данью Руссо» — не пережив краха якобинцев и Робеспьера. Лозунг же неудобоваримой и неудобозримой, логическому анализу не поддающийся,— «диктатура свободы» всплывал по ходу дальнейших революций еще неоднократно. Пресловутая «диктатура пролетариата как демократия высшего и новейшего типа» — его законная «наследница по прямой», сколько бы потом «мама» с «дочкой» не занимались кровавым выяснением взаимоотношений два столетия подряд. Именно оксюморонность революционных лозунгов породила тертуллиановскую ситуацию «верую — ибо абсурдно». Только за пределами здравой логики и реальной жизни свобода есть абсолютный источник блага и истины. «Познайте Истину — и она сделает вас свободными»: такое бывает только в Евангелии от Иоанна или у Карла Маркса. И хотя на долларе написано «in god we trust», самая суть американской гражданской религии есть вовсе не этот лозунг — и не реальная приверженность пресловутой «демократической процедуре» (о чем с очевидностью свидетельствует вся история последних президентских выборов). В случае Rule of Law (пусть чуть мягче, чем в «запредельном» робеспьеровском случае) тоже есть оксюморон, ярко подчеркнутый при вольном переводе нашим действующим президентом Путиным с его «диктатурой закона». Law, тем самым, претендует на роль такого Абсолюта гражданской религии, что для современной России звучит особо пикантно—действительно на уровне бюрократической версии «верую, ибо абсурдно». По части соблюдения норм международного права и у Большого Брата в США в последнее время возникла куча проблем Для минимальной самолегитимации «мирового демократического лидера» существует систематическая потребность в «плохом парне», «империи зла», отказывающихся от демократии — и этим самим уже обрекающих себя на «изгойство». Причем демократия эта определяется абсолютно произвольно. Чем был избранный с соблюдением демократической процедуры Милошевич хуже обученных Аль Каидой косовских боевиков с точки зрения демократических критериев — нетривиальная ныне проблема американского агитпропа. Абсолютизируется не источник блага, но источник зла: и этого достаточно. Абсолютное Зло предполагает и Абсолютное Благо! Еще одно свойство гражданских религий — всякая из них обрастает Пантеоном — мифологизированным перечнем героев. О степени его мифологизации свидетельствует памятник Вашингтону на Площади Франклина в Сан-Франциско — в российской традиции это соответствовало бы памятнику Витте на площади Бухарина, при этом улица Дантона может соседствовать с мостом Мирабо, как в Париже. Если судить по нынешней социологии массового сознания России, из исторических фигур в народной памяти со «знаком плюс» остались только Петр Великий и Ленин. Мягко говоря, революционеры «сверху» и «снизу» крайне авторитарно-державного типа, — жестоко правившие с опорой на часть «низов», но не дававшие им права самостоятельного голоса. Да и у Сталина сторонников стало уже больше, чем ненавистников: «отца и гения» уже открыто поругивают за «гнилой либерализм» по отношению к «чеченам» и интернационалистское нежелание реализовать «окончательное решение» прибалтийского и еврейского «вопросов» в СССР... Минин — фигура сугубо из учебников, как и Пересвет (думаю, не все сразу вспомнят, кто они такие). Сергий Радонежский — «гражданско-религиозный» отец-основатель для московской России — ныне числится по чисто «православному ведомству»... В итоге, мы поныне живем без всякой гражданской религии. У нас больше нет «учения Маркса», которое «всесильно, потому что оно верно», приказала долго жить и «свобода — осознанная необходимость» (в агитпроповском, а не марксовом, отсылающем к Знанию, варианте). Распался революционный Пантеон, но нет никакого другого мартиролога! Разрушению и эрозии предыдущие ценности подверглись по мере персональной дискредитации всей последовательности «образцовых» «верных ленинцев» Сталина, Хрущева, Брежнева. Утраченная «гражданская сакрализация» этих фигур десакрализовала куда более отвечавшего мировым критериям народовластия Горбачева. Десакрализация императорской власти «реформами» стоила жизни Александру-Освободителю и обрекла на неудачу гражданскую религию «диктатуры сердца» Лорис-Меликова столетие назад. Сегодня у Власти и общества есть еще пусть малый, но шанс на построение подобной гражданской религии в России. Можно было еще «пугать Зюгановым», но Эдичкой Лимоновым и «скинхедами» — это что-то! От выдыхающейся «креативности на сдельщине» профессионалов постсоветского агитРRопа, их неспособности выйти из круга сиюминутных политико-рекламных интересов и нарастающего бессилия сотворить «образ врага» еще можно (в обществе сохранился достаточный запас «человеческого капитала» с высшим образованием) перейти к решению качественно иной задачи. СССР реализовал прогрессистскую Утопию эпохи Просвещения с табуированной террором + агитпропом политикой-госстроительством: «партия-авангард» на 70 лет их монополизировала для себя и «под себя». Пока реальный внешний враг существовал (Отечественная война доказала это всему обществу ценой жизни десятков миллионов людей) и решались задачи ускоренной урбанизации-индустриализации по принципу «догнать и перегнать», «учение агитпропа для малограмотных» было если и не «всесильно», то довольно эффективно, а в определенных границах даже «верно». Создав в России — СССР в ходе «холодной войны» всеобщее среднее образование, «наштамповав» впридачу десятки миллионов советских «образованцев», эта десакрализированная собственной историей система Истинной Власти самоупразднилась практически сразу, как только старый «образ врага» сгнил для населения, а СССР ускоренно открылся «мировому сообществу». Ударное усвоение «общечеловеческих норм» (включая пресловутый «политпиар») привело, однако, к полной социокультурной катастрофе и экономико-демографической деградации страны: выяснилось, что действительно нельзя «быть немножко беременной». Самораспад общественных ценностей коснулся в процессе «войны всех против всех» не только пресловутой «социалистической демократии» — но и сложившихся было в процессе разложения «старого порядка» элементов демократии в России вообще. Гоббсом страна вроде бы ускорено «переболела» — в силу присущей нам бесшабашности в особо крупных размерах, особо извращенной форме и с особым цинизмом (и народа, и власти, вполне стоивших друг друга при растаскивании «наследия СССР»). «Левиафанов» и «суперсуверенов» в России, с ее постмодернистким сознанием и нынешним парадоксальным бытием основной массы населения, больше не будет никогда. Сталин смог «стереть в лагерную пыль» такие меньшинства — островки современной политической культуры, как дореволюционный рабочий класс и интеллигенция, превратить в полурабов не нуждавшееся больше в патернализме власти активное меньшинство крестьянства. Через два поколения проблемы полностью воспроизвелись уже для абсолютного большинства городского населения, желающего жить в нормальном «потребительском обществе» европейского «разлива». Страна теперь бьется над решением задачи «зажить по-человечески» после спада «контрреволюционной волны». Еще остается шанс «перейти от Гоббса к Локку»: эгалитаризма Руссо и «культов верховных существ» с диктатурой во имя интересов большинства и будущей демократии за советский период с России тоже хватило с лихвой. Для этого надо всего-навсего снабдить общество парадоксальным — и оттого действенным — самореализующимся лозунгом-образом Источника Абсолютного Блага. Именно от успеха этого «супер-Креатива», объективно требующего превращения «агитРRопа нового типа» в новое «жречество гражданской религии» зависит, будет ли наша нынешняя эпоха, действительно, последней «славной революцией» — или очередным изданием русского бунта, бессмысленного и беспощадного, продолжением предсмертной смуты и сумятицы в процессе мучительной агонии уникальной цивилизации и культуры. Надежда умирает последней, но здесь, в России, она еще почти и не оживала.
|
