Выступление на семинаре СЛОНа в Черкизово 14 мая 2005 г. Председателя партии «Наш выбор» ИРИНЫ ХАКАМАДА: Россия не пережила модернистской революции  Ситуация в стране сейчас очень странная. С одной стороны, в обществе не происходит ничего, что могло бы говорить о какой-то оранжевой революции: не видно ни каких-либо потенциальных сил, ни организованного протеста, который бы возник в головах людей снизу. Люди продолжают (как и делали это раньше) на что-то надеяться и всё время чего-то бояться. С другой стороны, не понятно по какой причине власть ещё больше начала бояться оранжевой революции. Этот страх приобретает уже уникальные формы - настолько избыточные по уровню контроля власти над обществом и степени подавления вообще какого-либо свободного мышления, что приводит к парадоксальному результату: если так всё и будет продолжаться дальше, то власть, конечно, создаст все условия для совершенно несуществующей в воздухе и атмосфере оранжевой революции. Поэтому я зациклилась на этом: может она получиться или не может? Я долго на эту тему думала и придумала следующее: конечно, если понимать революцию с точки зрения исторической практики, то никакой революции не было ни в одной из стран - ни в Грузии, ни на Украине, ни в Киргизии. С другой стороны, мы её уже пережили. Здесь я с Вячеком [Игруновым] согласна: мы её пережили в 91-м году. Почему? Потому что революция - это смена режима. Революция - это когда верхи не могут и низы не хотят. И осуществляется за рамками правового поля с помощью выступлений на улице, давления и насильственной смены власти. Ни на Украине, ни в Грузии не произошло смены режима. Одни игроки поменялись на других. У одних были одни партнёры, у других - другие партнёры. Одни получили собственность, другие - не получили. Одни обиделись, другие - испугались. Это показывают события на Украине, где тяжело, с большим трудом, но происходит неправовой передел собственности: просто пришли новые, и им нужна собственность. То же самое - в Грузии: политика, с одной стороны, понятная, с другой стороны, уж больно она стихийная и не всегда представляет какую-то систему новой власти. Ну а в Киргизии, вообще, о чём речь может быть? То есть, в конечном счёте, смены режима не происходит. Происходит смена элиты внутри самой элиты. Поскольку происходил раскол в своё время, передавливают новые элиты, как происходит в России. Передавливают - не допускают, любыми средствами заморачивают во время выборов, фальсифицируют результаты. И в результате элиты, используя некое недовольство людей, начинают выступать против. Но это - не революция. Теперь берём Россию. Может ли произойти в России смена режима, и на какой режим она может измениться и тогда какие будут у нас условия? Я считаю, что первого условия нет. Потому что для меня все режимы, даже включая ельциновский, на самом деле, это - не новые режимы. Даже по сравнению с Советским Союзом я бы назвала период 85-го года с горбачёвской оттепели и дальше, скорее, так: «умягчение», «смягчение», «демократизация» режима. Но реально модернистского проекта, который бы отмёл традиционализм в формировании политической системы, не произошло. Именно поэтому произошло такое разочарование в демократии, в демократических процедурах. Почему для меня это очень важно? Потому что и сам Горбачёв, и, в большей степени, Ельцин, и все, кто его окружали в то время - в 91-м году, они решили, что демократическая процедура является самоценностью и, если мы внедряем вместо тоталитарной системы единой партии мнопартийность, выборы и так далее, мы решили все задачи. Это неправильно. И хотя бы зная всю историю развития демократии во всех странах, нужно было прекрасно понимать, что демократия не выстраивается сразу за счёт одной процедуры: Гитлер пришёл к власти тоже за счёт процедуры. А на самом деле очень медленно, но выстраивается консенсус в обществе. Причём консенсус между обществом и властью может выстроиться в результате очень кровавых событий. Например, в Англии было несколько королей, которым снесли голову. Но в результате постепенно общество заставляет власть пойти на согласие – согласие по созданию либеральных инструментов, которые превращаются в либеральные институты. Демократии ещё нет, выборов, может быть, ещё нет, даже может не быть парламента (или он существует совершенно формально). Всё что угодно может быть: может быть монархия и так далее. Но бизнес говорит королю: я не буду больше тебе платить столько, сколько ты требуешь, потому что единственно, кто это производит - я произвожу. И ты должен со мной считаться. Давай договариваться. Если мы не сможем договориться, мы тебя уничтожим. Вот постепенно-постепенно с этого начинается формирование либеральных институтов, которые заставляют власть считаться с правами личности, человека, элемента общества снизу. То есть когда институт делает человека субъектом политики. Не объектом политики, как это происходит в централизованных системах, а субъектом политики, когда он начинает влиять на политику. Поэтому - независимые суды, поэтому - независимые средства информации, поэтому - независимые гражданские организации, которые защищают свои интересы и согласие власти на их существование - законное, прозрачное, правовое, неконтролируемое властью, не зависимое полностью от власти, и диалог с ними - вот это признак модернистской модели власти, не традиционалистской. С этой точки зрения Россия не пережила модернистской революции. В России до сих пор нет ни одной ведущей политической силы, которая бы предложила обществу политический курс на отказ от традиционализма. С этой точки зрения ни Чубайс, ни Гайдар, ни Ельцин, ни Путин, ни Медведев, ни Коржаков, ни Касьянов, ни, в определённой степени, Явлинский – никто не демонстрирует (в реальных шагах, а не только на словах), что они бьются за новый политический курс. Потому что как только они получают власть, они становятся традиционалистами: сейчас мы задавим, сейчас мы не дадим, а потом, когда что-то у нас разовьётся, тогда постепенно будем отпускать. Именно поэтому была совершена глубочайшая ошибка демократов, когда они выкинули 70% общества из реформ. Они посчитали по-традиционалистски, что за счёт своей демократической вертикали власти они смогут обойтись без людей. И сделали ошибку, потому что одновременно ввели демократию (т.е. демократические процедуры) раньше, чем создали институты. Демократические процедуры убили же их самих. Потому что этими процедурами воспользовались другие силы, тоже традиционалистские, которые не имеют никакого отношения к обществу. Общество молчит и безмолвствует. Почему? Потому что у общества в результате отсутствия консенсуса нет института, где оно могло бы реализовывать свою энергию. И поскольку общество традиционалистское, под давлением государства и с помощью идеологических мифов, которые закладывались целыми поколениями, ещё не способно превратить свою индивидуальную, свободную, частную самоидентификацию: я - свободный человек, я нанимаю власть, я - хозяин своей жизни, я в доме хозяин... Ну как муж приходит и говорит: «Давай разберёмся: кто хозяин в доме?» Для русского человека это – самый любимый вопрос: кто хозяин в доме? Он уже задал его себе - в своём доме, в своей корпорации, в своей частной компании, но он ещё не в состоянии задать этот вопрос своей стране: кто хозяин в доме? Пока что во внешнем действии он ждёт хозяина в этом большом доме, но никак не считает, что хозяином может быть он сам. Это объективно. С этим ничего сделать нельзя. Но прогресс есть. Уже есть свободный человек, который в доме как хозяин. Он без помощи государства кормит себя, кормит свою семью, получает образование, лечится, мучается, крутится, вертится, берёт ответственной за своих старых родителей, хоронит своих дедов и так далее. То есть это всё есть. В отличие от хомо советикус, это всё есть. Хомо советикус ничего не мог сам. Он всё время надеялся на государство и в частной жизни. Сегодня в своей частной жизни он хозяин. Но он не может перенести это на внешние действия, а власть это понимает и, соответственно, этим пользуется - потому что ей не выгодно создание либеральных институтов. Она готова создавать различные хитрые демократические процедуры, но не [систему]. Потому что она традиционалистская. С этой точки зрения, если революция когда-либо созреет в России реально, никакая она будет не оранжевая. Оранжевый цвет я воспринимаю как цвет сопротивления, но это не значит, что мы – за революцию. Это означает, что мы готовы сопротивляться. Русская традиционалистская модель власти построена на двух вещах. Первое: любое подавление сопротивления. Минимум силовое (имеется в виду, в последнее время), с помощью правовых демократических процедур подавления сопротивления. То есть появилась свободная партия - создадим свою, контролируемую. Появились фашисты – создадим своих, контролируемых. Появились умные ораторы – уберём их из средств массовой информации. Появились сильные губернаторы – убираем институт выборов губернаторов. Появилось слишком много всяческих партий, которые могут, если им дать свободу, перелезть через всякие барьеры - отсечём их с помощью административного ресурса, но прикроем это всё Центризбиркомом, кучей процедур и так далее. То есть всё - в рамках демократических процедур. Почему и Запад так реагирует мягко: сегодня привязаться не к чему. Формально всё у них существует. А реально, на самом деле - абсолютный традиционализм, который ещё больше усилился при Путине. Если при Ельцине он был стихийно-хаотичный в силу беспредела власти (она вообще не конструировала саму себя), то при Путине это уже откровенно идеологически традиционалистская модель. Другое дело, что сейчас может произойти раскол, и Владимир Путин поведёт куда-то в другую сторону. Именно поэтому эксперты журнала «Эксперт», которые всегда играют в эти хитрости, вчера опубликовали такую вот статью и очень красиво придумали за Путина, какое у него системное послание, как оно, в общем-то, рассчитано на многие годы будущему либеральному наследнику, который будет бороться с агрессивным ФСБ. Тогда как бы намекали: я - очень хороший, все идите ко мне, потому что я теперь борюсь с этими чудовищами, которых, правда, сам везде поназначил и понаставил. Но дело не в этом. Дело в том, что если революция возможна, то это - истинно модернистская революция, которая с корнем меняет психологию власти. Это - не смена элит внутри режима, это – снизу, постепенно нарастание такого удельного веса свободных людей, которые превратят свой частный социум во внешний (кто в стране хозяин) и заставляет власть идти на этот компромисс. Они её не сметают. Они её не уничтожают. Они не жгут автомобили. Но наступает момент, когда они говорят: это будет вот так и вы снимаете цензуру – то есть, это должны быть и главные редактора всех каналов, которые должны поднять и бросить этот вызов: что мы больше не будем заниматься пропагандой, мы не потерпим цензуры. Это должны встать студенты, которые скажут: мы не потерпим больше такой системы образования, при которой мы все платим, и государство несёт ответственность за образование. Если в либеральном обществе государство несёт за всех ответственность (то есть, здравоохранение, образование, стариков и инвалидов), оно больше ничем не занимается. А если оно даже этим не занимается, значит нам не нужно такое государство. Это должна встать армия и сказать: нам надоело наше унижение, мы хотим реально защищать страну. Для этого у нас должны быть реальные средства, реальный статус. И мы готовы её реально защищать. А не для этого они нас кидают в Чечню, потом сваливают всё на нас, при том, что армии там делать нечего. Вот чем мне не нравится позиция Каспарова и позиция Явлинского? Они пишут: главное - это смена режима Путина. Меня не интересует режим Путина. Если режим Путина будет заменён на режим Иванова или Марии Ивановны Петровой, но останется традиционалистским, меня он не интересует. Путин тут не при чём. Главное - политический курс. Созрела Россия до такого политического курса? Нет. И на это уйдут ещё долгие годы. А никакой угрозы никаких реальных революций в России нет. Но есть, конечно, угроза раскола элит. Очень многие обиделись. Причём обиделись с давних времён, ещё от Ельцина. У них накопились большие средства. К ним присоединятся те, кто обиделись уже сейчас. К ним присоединятся ещё какие-нибудь обиженные. Это к вам, ко мне не имеет никакого отношения. Потому что у них есть деньги, у них есть ресурсы, и они смогут повлиять - таким образом надавить на власть, пользуясь моментом смены президентства, чтобы занять какие-то позиции. Может быть, это даже будет их кандидат. Может быть, это будет кандидат Путина, но их - какие-то ключевые посты. Это всё, ребята, как бабки поделить. Никакого отношения к свободной России, к процветающей великой стране, где каждый человек себя считает хозяином <…>, это не имеет. Нет, ни у кого этого в головах сегодня нет - ни у элиты, ни у общества. У общества - я объяснила почему, да? А у элиты... Ну она вся оттуда, она, вообще, в этом не заинтересована. Никогда элита не будет делать реальных модернистских шагов. Только если её заставят люди. Так вот, с этой точки зрения, беспокоится не о чем. Доклад закончен. Ответы на вопросы Вопрос не слышно. Ирина Хакамада: Россия - страна мифологическая, иррациональная - в силу того, что в ней никогда не было реальной демократии и либеральных институтов. Ведь и либерализм, и демократия - это очень прагматическая модель. Она вся - в законах и процедурах. Демократия - это процедура. Поэтому там нет места фантазиям, иррациональным идеям, там нет места колдунам, там нет места мистике, там нет места разговором о том, богоносец ли наша нация или не богоносец, какая у нас судьба и так далее. Почему русский народ всё время болтается в этом? Посмотрите всю нашу литературу, всю нашу историю, весь спор славянофилов с западниками. Западники - это прагматики, которые хотят процедуры. В процедуру вовлечён человек как партнёр государства – и поехали как по рельсам! Это тяжело, но, в общем-то, всё прозрачно. Кто такие славянофилы? Это - колдуны, которые вас заговаривают. Причём они не специально это делают. Почему? Потому что мы и сами такие. Это - порождение всей нашей истории. Это - прошлое поколение. Они говорят, что нет, нет, мы - кармический народ, у нас всё не так. Забывая, например, элементарную вещь, не отвечая на вопрос, отчего же народ-богоносец такой рабский? А почему он монголо-татарам-то Русь сдал? И почему Александр Невский, вместе того, чтобы посопротивляться по-серьёзному, договорился с ними и держал в рабстве столько поколений, что в результате выросли вот такие люди? Мы этих вопросов [со стороны славянофилов] никогда не задаём. Поскольку это - наследие, то сегодняшняя власть восприняла это мифологическое, мистическое отношение к жизни. Она видит, что там - революции, здесь - революции, везде пошёл оранжевый цвет. И она впала тут же в эту мистику. Потому что нет прагматического, прозрачного, технологического диалога с обществом. Они ничего не знают об обществе. Они же всё время манипулируют и создают свою матрицу. Посмотрите на любого молодого человека, который погрузился в Интернет, в матрицу и так далее. Он чего-нибудь понимает, что, вообще, за его подъездом на улице происходит? Он абсолютно оторван. И это такая отдельная категория людей, которые существуют в своём виртуальном мире. Наша власть существует в виртуальном мире, созданном самим собой. Поэтому они боятся - потому что там постучала в дверь реальная жизнь. А поскольку о собственной стране они ничего не знают, этот миф перекладывают, начинают трясти. Когда у них этот мистический страх, они начинают срочно создавать матрицу, которая подавляет любую возможность реализации мифа, который они придумали. Потому что жёсткая модель власти построена на двух вещах (я уже сказала): подавлении сопротивления и (второе) создании условий, когда боятся своих. За всю историю России средний советский (российский) человек никогда не боялся [никого извне]: ни фашиста (помните: фашисты напали, никто даже не ожидал), сегодня никто не боится американцев. Ненавидят – да. Это постреваншистское мышление: мы были империей, мы всем показывали кулаки, а теперь мы слабые, проигрываем этим «гадам». Это как бы зависть: они могут, а мы не можем – но при этом их никто ведь не боится. Никто не боится даже фундаменталистов, никто не боится арабского мира, никто не боится Китая. Всего этого боятся политики, которые разыгрывают внешнего врага в зависимости от текущей ситуации. А народу плевать. Вот чего он боится и продолжает бояться – так это самого себя. Евреи боятся погромов. Антифашисты боятся агрессивных действий фашистов. Кавказцы боятся людей из милиции. Мы все вместе - и кавказцы, и русские, и евреи - боимся ФСБ. ФСБ боится своего начальника, который может тоже в любой момент урыть. Шестидесятник (у него генетический страх) боится репрессий. Тому, кому за восемьдесят, боится того, что было при Сталине. Молодой человек сегодня боится, что выгонят из института, если увидят в оранжевой майке. Офицер боится, что придёт домой и останется без жилья нищим и не сможет найти работу. И ещё все вместе мы боимся террористов, Чечни и так далее. Вот эти все страхи очень удобны для власти. Когда всё построено на страхе, плюс она сама ещё боится этого испуганного общества, создаются ИДИОТСКИЕ проекты, которым просто хочется аплодировать. Недавно «наши» опубликовали книгу, в которой таких, как я, называют: «фашисты». Мне сказали: «Ира! Ну что ты раздражаешься? Тебе это - подарок». Потому что, если бы Кремль действовал бы адекватно обществу, то он бы сейчас выпускал пар и давал бы возможность демократам говорить, выступать, организовываться в партии, а потом постепенно повёл бы их там в какую-нибудь серьёзную двухпартийную-трёхпартийную систему. Да? Это был бы тоже авторитаризм - такой очень тонкий, такой очень... А это всё примитивно. Профинансировали, создали вот этих собак, которые именно по-геббельсовски начинают лаять на вас – и вы сразу всем нужны. Поскольку вас оскорбляют, вы нужны. Вы нужны той части общества, у которой хватает мозгов не бояться. Поэтому, с одной стороны, СМИ зажимаются ещё больше (цензура у нас в средствах массовой информации), лихорадочно создаются то правые, то левые крылья, то, может быть, СПС сделать правым крылом, то Рыжкова, может быть, сделать правым крылом, но, в общем, подаются сигналы к консолидации: мы все, прогрессивные люди, должны быть за Путина. Опять торгуют Путиным. Не модернизм - против традиционализма, а агрессивное крыло и демократическое крыло - за Путина. Это тоже уже виртуальная система, потому что если происходит смена, то нужно говорить о том, какой политический курс следует дальше и кто может возглавить страну в этот период, а не за то, кого, что и от кого защищать. Затем, создав вот эти липовые партии, торгуя местами заранее, например, в Московскую Думу... Вы понимаете, уже журналисты даже обсуждают, кому сколько мест достанется, кто кого пустит в Городскую Думу. У нас выветрилось из мозгов вообще понятие о свободных выборах. Это называется «спиннинг». Спининг - это когда спину прогнули настолько, что фактически пытаются влезть в эту систему. То есть партии все начинают торговать местами заранее в зависимости от лояльности Лужкова... Никто не хочет [ударить] наотмашь: да пошли они все - и этот Лужков, и этот Путин, и этот Кремль - объединиться единым списком и пойти на Городскую Думу (в Москве - самое прогрессивное население) и взять там половину Думы. Нет! Вот в этом - слабость демократического движения. У них у всех началось мышление заложников. А может быть, Кремль всё-таки меня выберет? Вот я же терплю. Все остальные нервы сдадут, а вот я выдержу, сильно критиковать не буду, при этом буду показывать, что я демократ, может, я и понадоблюсь. Вот это всё превратилось в саморегулирование общества. То же самое - бизнес. Бизнес испугался. Его уже давно, может быть, никто и не трогает. «Крупняк» будут трогать, и серьёзно, и все эти Дерипаски и так далее - всё пойдёт по очереди, одна компания за другой. Не в тюрьму - там есть другие технологии. Здесь было слишком грубо с Ходорковским. Но у всех у них будут забирать ресурсы, потому что власть настроилась забрать и контролировать главный ресурс страны. Другое дело, в каких целях. А мелкий и средний бизнес вроде никто не трогает, но уже все боятся. Если я напишу сегодня книгу о том, как лучше выращивать ромашки в огороде, но наверху будет написано: «Ирина Хакамада», её не издаст ни одно частное издательство (мы уже проверяли) и не возьмёт в распространение ни одна частная система распространения. Им не было указивок сверху. То есть власть подсела вот на эту составляющую. И она пошла уже дальше: отсекание свободных людей даже там, где, в общем-то, надеялись, что может быть какая-то свобода. И третий элемент этой конструкции, во что они всю превращают... Вы видите, как поступает Рогозин: чуть больше оппозиции, но всё равно. Как начинают скатываться и выступать за это же некоторые демократы. Все как бы расстроились, что ничего не получается с реальной демократией в России и пытаются подсесть на тёмную составляющую советского Хомо сапиенс, советикус. То есть пошёл этот государственный патриотизм (этих не допустим!); поиски врага в виде кого-либо, только не внутри самого себя. Теперь у нас Михаил Леонтьев - главный империалист. Теперь к нему всё больше демократов присоединяется в качестве империалистов. Это - глупость, для демократов это - глупость. И когда они будут говорить об империи, то Рогозин и его мадам Нарочницкая их обыграют. И коммуниста обыграют. И Путина обыграют. Всех обыграют. Бог воздаст только за одно - за то, что ты честно борешься за другой политический курс, даже когда он не популярен, даже когда народу нельзя сказать: Сталин выиграл войну, а русский народ её проиграл. Народу нельзя говорить, согласно этой теории, что Гитлер проиграл войну, а немецкий народ её выиграл. Но надо брать на себя мужество и это говорить. Потому что мы победили нацизм, но мы не победили фашистскую идеологию. Сегодня она везде и всюду работает по полной программе. (Если понимать фашизм как крайнюю степень тоталитаризма.) У нас выигрывают личности, а народ всё время проигрывает. А что делает власть? Она подсаживается на эту патриотическую составляющую – и пошло. Вот сейчас у нас антиамериканизм: американцы создали все революции, они хотят разрушить СНГ, они разрушают нас, они делают революцию в Киргизии… Какие-то глупости. Они могут подталкивать процесс, а могут не подталкивать. Они в России, например, ничего не делают, потому что видят, что всё - очень слабое, но все источники созревают внутри страны. Поэтому все эти три составляющие - окончательное убирание процедур, затем самораскручивающаяся спираль саморегулирования общества, которое начинает всего бояться и плюс идеология, которая подкладывается под эти страхи. Всё это приводит к тому, что власть будет всё больше это закручивать, делать всё больше ошибок, всё больше раздражать людей и своими руками может создать условия, но не для революции. Я не верю в реальную революцию сверху – эта история закончилась, если имеется в виду под революцией смена режима. Но они сами создадут условия, чтобы на этот протест, который в результате возникнет, те части обиженной бывшей элиты использовали огромные, накопленные для этого деньги, и перевернули всю эту картинку. Причём перевернуться может куда угодно. Это могут быть и очень жёсткие националисты, но это может быть и мягкий вариант типа Касьянова там, который ни то, ни сё, ни два, ни полтора, но, всё-таки, НТВ бы не уничтожил и Первый канал в такой беспредел пропагандистский не превратил. Но никакой смены как бы ценностей самой власти не произойдёт. Произойдет только когда вы со своими ценностями (если они у вас сформировались, если вы всё уже понимаете) сможете прийти к власти. Вопрос не слышно. - Я сказала: есть две развилки. Одна развилка, что это может быть мягкий вариант, а вторая развилка – может быть ещё хуже. Я с Вами полностью согласна. По второму вопросу я всё то же самое говорю. Вероятность велика. Поэтому нужны люди, которые сопротивляются. Вот выходят «наши» - у них скоро будет пятьдесят тысяч на улицах. Значит, напротив должно стоять пятьдесят тысяч других и сказать: «Мы - не «наши», мы - другие. А вы - не наши». И так далее. Вот когда вы только изучаете вопросы, а они выходят на улицы, то вы проигрываете страну. Есть субъект, который готов выйти, когда его унижают. И это только молодежь. Понимаете? Среди среднего поколения - нет. Им плевать. Но молодёжь - если вас это унижает, вы в состоянии выйти. Вы не в состоянии долго играть в большое сопротивление (у вас нет ни опыта, ни ресурса, ни денег и вы тоже боитесь в общем-то). Революционер - он же один… Они устроили митинг, пятьдесят тысяч их вышло - и в ответ на их митинг выйти стенкой напротив. И без всяких оскорблений сказать: вот вы - одна идеология, а мы - другая. Но вот пока не унизят окончательно, не выйдите. По поводу первого вопроса. Я с Вами согласна: не конвертируется пока. То, кто в стране хозяин, не конвертируется. И я согласна, что нужна ответственность. Я не согласна с тем, что в частной жизни нет ответственности: [просто хозяин в частной жизни] ещё не дорос, и так было всегда в России. Во-первых, есть полная вынужденная ответственность. Если вы не возьмёте ответственность, вы умрёте с голоду. В России нет государственного патернализма ни в какой форме. В России государство в качестве социального помощника отсутствует. Вы на эту пенсию, вы на это пособие для своего ребёнка-инвалида, будучи слепым и так далее, не выживите никогда. Как общество при этом выживает, одному Богу известно. И оно автоматически берёт на себя ответственность. Да, в России этого никогда не было. Но единственный позитив демократических реформ - в результате очень жестокого отношения к человеку его все-таки выбросили на рынок. И он пятнадцать лет (а пятнадцать лет - это уже почти жизнь одного поколения) живёт на рынке. Поэтому автоматически оно уже другое. И Путин, так же как и Китай, наступает на грабли. Он, с одной стороны, хочет рынка, и он через рынок всё равно воспитает свободных людей, а при этом хочет им дурить головы. Но китайцам это возможно в силу конфуцианства, азиатского менталитета. Но в России - нет. Он это чувствует, поэтому <…> здесь есть шанс.
|
