Выдержки из книги В. Арсеньева "Китайцы в Уссурийском крае"

Аннотацию В.Игрунова к этой книге см. здесь.

Фрагменты из главы "Исторические данные"

Фрагменты из главы "Китайцы-земледельцы"

Из главы «Охотники и звероловы»

Главными организаторами пушного дела в Уссурийском крае являются крупные торговые китайские фирмы во Владивостоке, Никольске-Уссурийском и Хабаровске. Агенты их, заручившись разного рода свидетельствами, билетами и удостоверениями, «садятся» в таких пунктах, где группируются инородцы и откуда удобно снаряжать соболевщиков в горы. Китайцы эти называются цай-дунами, то есть «хозяевами реки — кредиторами». Цай-дуны располагаются около устьев больших рек, строят склады и открывают торговлю. Такими пунктами будут низовья рек Имана, Бикина, Хора, Ното, урочище Анучино, село Владимиро-Александровское на Сучане и Пост Св. Ольги (поселок Ши-мынь). На Амуре склады цай-дунов находятся вблизи гольдских стойбищ Да (р. Пихца), Найхин и Дон-дон (р. Анюй) и при устье реки Хунгари.

<…>

В настоящее время на местах китайских поселений появились русские деревни; многие цай-дуны вынуждены были ликвидировать свои дела и уехать на родину.

Иметь таких даровых работников, охотников, как инородцы, с одной стороны, и опасения потерять долги и должников, с другой — заставили китайцев разделить между собою всю территорию Уссурийского края и инородческое ее население порайонно и по долинам рек. В конце концов, все это вылилось в такую форму.

Все орочи и все тазы, живущие в данной местности, обязаны: 1) делать закупки только у своего цай-дуна по цене, которую он сам единолично устанавливает и 2) сдавать ему за долги всю пушнину, все панты и женьшень, если такой будет найден. Продажа этих предметов на сторону жестоко наказуется.

Цай-дуны выделяют от себя приказчиков, которых они снабжают запасами продовольствия и отправляют в дальние инородческие стойбища. Наконец, эти приказчики в свою очередь от себя снаряжают китайцев-соболевщиков и посылают их в тайгу на охоту. Все добытые ими собольи и беличьи меха, хорьки, шкурки бурундуков, горностаи, куницы, выдры, барсуки, рыси, оленьи рога и жилы, панты, кожи, оленьи хвосты и женьшень — все это опять тем же порядком по восходящим степеням идет к китайским купцам во Владивосток или в Хабаровск и оттуда уже за границу.

Не все ли равно какому-нибудь китайскому купцу, живущему, например, в поселке Иман, кто ловит ему соболей — какой-нибудь Ли-чан-тун или Чин-та-фу. Как только до него дошли слухи, что пятнадцать человкек соболевщиков, высланных им в тайгу, арестованы, он тотчас же снаряжает новых пятнадцать охотников и вновь высылает их на то же место.

То же самое и арендаторы земель у русских переселенцев. Они также имеют связь с цай-ду-нами и с китайскими купцами в городах, а эти последние с торговыми фирмами за границей.

Охотничьи и промысловые районы китайцев занимают всю южную и среднюю часть Уссурийского края. Северную границу этих районов можно изобразить кривою, идущей почти от Хабаровска через низовья Хора по реке Кетыкен, через верховья Бикина и за водоразделом по реке Нахтоху к мысу Гиляк.

Китайские зверовые фанзы находятся в таких местах, куда русские не проникают, где-нибудь в горах, в верховьях рек, в глухой тайге, вдали от жилья, в стороне от дороги и т.д. Особенно их много по реке Иману, в горах, отделяющих бассейн Улахэ от реки Даубихэ и отделяющих эти реки от южного района (Сучан, Май-хэ и Судзухэ), в верховьях реки Лефу и в истоках рек Ольгинского и Заольгинского станов.

Раньше, когда китайских охотников было мало, зверовые фанзы их были разбросаны по тайге на значительном расстоянии друг от друга. Но затем, по мере увеличения китайского населения в крае, увеличивалось и число охотников. Вскоре число зверовых фанз возросло настолько, что явилась потребность сорганизоваться в отдельные общины, явилась потребность разделить всю тайгу на районы и даже выработать особые законы, о которых речь будет ниже.

Все зверовые фанзы соединены между собою тропинками.

Опытный охотник вперед может сказать, куда приведет его тропинка. Если ветки деревьев порублены, если она достаточно расчищена, если бурелом, преграждающий путь, перерублен или перепилен, если большие деревья, лежащие на земле, стесаны настолько, что через них может перешагнуть лошадь, если на земле видны следы подков и конский навоз — то тропа эта конная, и она непременно приведет путника к зверовой фанзе; если же этих признаков нет и через бурелом нельзя перешагнуть, через него надо перелезать, то тропа эта исключительно пешеходная, кружная и идет она только по соболиным ловушкам.

По мере того, как мы будем подниматься по долинам рек в горы, по мере того, как мы будем подвигаться вдоль берега моря на север, земледельческие фанзы становятся реже и меньше размерами. Здесь вместо пашен мы увидим только одни огороды, потом нет и огородов, жилые фанзы мало-помалу превращаются в зверовые, которые всегда можно узнать по их местоположению и внутренней их обстановке.

Зверовые фанзы обыкновенно ставятся в истоках рек, в таких местах, где сходятся два или три горных ключа, где пожары не касались еще девственного леса, и где охотник-зверолов мог бы работать во все стороны и не был бы стеснен одной долиной.

<....>

Лет двенадцать тому назад одна соболиная фанза за сезон собирала приблизительно 12—15 соболей, около 1000 белок, 100 штук хорьков, около 3000 рябчиков и с сотню голов кабарги[1]. Если считать соболя по средней цене в 40 рублей, белку по 50 коп., хорька по 1 руб., рябчика по гривеннику и кабаргу по 4 руб. за штуку, то при общем подсчете получится цифра около 2000 руб. Прибавьте к этому еще панты в несколько сот рублей каждая пара и меха, отбираемые у инородцев, и сумма эта увеличится по крайней мере вдвое.

Еще не так давно китайцы хозяйничали в тайге бесконтрольно и совершенно игнорировали русских. В 1906 году в одной из покинутых зверовых фанз на реке Санхобе мне удалось найти документ, написанный китайскими иероглифами. Документ этот был переведен на русский язык окончившим Восточный институт капитаном Шкуркиным и заключал в себе переписку китайца-охотника с китайцем, живущим где-то около Пекина. В документе говорилось о продаже верховьев реки со всеми притоками как охотничьего места и о продаже дуй-фанзы и всех соболиных ловушек. Из этого можно видеть, насколько китайцы самостоятельно распоряжались землями в Уссурийском крае.

В период между 1899—1910 годами численность китайских охотников здесь достигала до 50 000 человек. Китаец Чин-фа-Дун, известный скупщик мехов, проживший в Приамурье более 45 лет, полагает, что в то время соболеваньем в тайге на русской территории ежегодно занималось не менее 40 000 человек. Большинство этих зверовщиков жило в зверовых фанзах, но значительная часть их ютилась в шалашах, в юртах у инородцев и даже в палатках, отапливаемых железными печами. Цай-туны Ли-чан-фу и Ли-тан-куй из Сянь-ши-хе-цзы считали, что в 1905 году на реке Имане китайских охотников было не менее 3000 человек. Прилагаемая при этом таблица дает представление о том, как тогда распределялись зверовые фанзы в центральной части Сихотэ-Алиня.

Таким образом, в одном только горном узле Сихотэ-Алиня в границах от реки Санхобе до реки Кусуна со стороны моря и по рекам Кулумбе и Арму, входящим в бассейн Имана, в период с 1899 года по 1910 год насчитывалась 231 соболиная фанза. Если увеличить эту цифру сообразно площади, занимаемой китайской охотничьей организацией, в десять раз, то получится общее число зверовых фанз во всем Уссурийском крае в 2000-2500.

Если считать на каждую фанзу в среднем по 500 ловушек, то общая численность всех ловушек будет приблизительно равняться 1 200 000 штук. Если считать за весь год только 10% ловушек счастливых, то при этом расчете соболей будет поймано около 120 тыс. Теперь попробуем произвести подсчет с другой стороны. Если считать, что каждый китаец-охотник в год поймает 2—3 соболя, то есть столько же, сколько и инородцы (иначе не стоит тратить время), то общий подсчет вылавливаемых ими ежегодно соболей выразится в цифрах 100—150 тыс. животных. На самом же деле китайские охотники всегда добычливее русских и добычливее инородцев, и на каждого соболевщика-китайца следовало бы считать не два-три соболя, а три или четыре.

И по моему глубокому убеждению, основанному на близком знакомстве с китайцами на местах лова соболей, цифра эта не только не увеличена, но я думаю, что она уменьшена.

В 1910 году, когда соболиный промысел начал уже значительно сокращаться, в бассейне одной только реки Санхобе (бухта Терней под 45° сер. шир.) в ее окрестностях китайцами было поймано 63 соболя и 30 000 белок[2].

В 1909 году оттуда была вывезена точно такая же партия пушнины. В то время на Санхобе было уже не 26 соболиных фанз, а только 18. В среднем на каждую фанзу приходилось по 3,5 соболя и по 1666 белок. Между тем мне лично удавалось видеть в некоторых фанзах по восьми, девяти, десяти и больше соболей и от 1500 до 2000 белок.

О размерах хищничества китайцев в Уссурийском крае можно судить из записей золотопромышленника г-на Якубовского, добытых им в верхнем течении реки Имана. Из этих записей видно, что за время с 1 ноября 1912 года по 15 февраля 1913 года, то есть за 107 дней, через руки одного только цай-туна Лю-ва-ина прошло:

Цай-туны открыто заявляют, что одно только звероловство в Уссурийском крае дает им воз можность в короткий срок скопить столько денег, чтобы потом, по возвращении на родину, жить безбедно. По их словам, нужно быть очень ленивым человеком, чтобы, имея под рукой «тазов», в течение 8—10 лет не скопить 50 000 рублей. Накопив денег, китаец ни за что не останется в Приамурье; он непременно уйдет на родину. Захватив всю тайгу и разделив ее на участки между собою, цай-туны воспретили инородцам ходить на охоту до тех пор, пока их рабочие занимаются соболеваньем. Орочи и гольды начинают промышлять соболей только тогда, когда китайцы уйдут из гор и оставят свои дуй-фанзы.

<...>

Из главы «Промыслы»

<…>

Ежегодно, тотчас после зимы, все олени сбрасывают сухие рога и некоторое время ходят безрогими. Затем, когда снега растают и появится зелень, рога снова начинают расти, и каждый год вырастает одним отростком более. Молодые рога сначала мягкие, сочные и наполнены кровью — это и есть панты (по-гольдски — «фунту», по-китайски — «юн-цзяо»). Все жизненные силы зверя идут в это время в рост его головных украшений. Олени чрезвычайно их оберегают, уходят далеко в горы и забиваются в самую чащу леса. Вот почему найти пантачей очень трудно, и охота на них считается одною из самых тяжелых. Китайцы приписывают пантам такое же целебное свойство, как и женьшеню. Самые дорогие панты дает пятнистый олень. Ценность их доходит до 1000 руб. за пару. Рога изюбря значительно дешевле. Самые дорогие из них ценятся не более 300—400 руб. Как только верхние части пантов начинают окостеневать, они быстро падают в цене. В июле с них начинает шелушиться кожа. Изюбри стараются содрать ее; тогда они нарочно бродят по чаще и треплют рогами кусты и молодые деревья. К августу рога окончательно сформировываются и становятся твердыми. Как раз в это время начинается спаривание оленей и бои самцов за обладание матками. Китайцы бьют оленей на прииске из ружей, бьют самострелами на лесных тропах, загоняют с собаками по насту и в особенности много истребляют лудевами. Лудева — это забор, преграждающий доступ животным к водопою. Забор этот делается из буреломного леса и часто тянется на значительном протяжении. Кое-где оставляются проходы и как раз против них роются глубокие ямы, искусно прикрываемые сверху мхом и сухой травою. Ночью животные идут пить воду, встречают забор, ищут проходов и попадают в ямы. Чтобы ямы не осыпались, внутри их устраиваются срубы так, как это делают в колодцах. Глубина ямы — около восьми футов. Случается, что летом во время дождей ямы наполняются водою. Чтобы попавшее туда животное не утонуло, на глубине трех футов от поверхности земли из толстых гладко оструганных палок устраиваются поперечины. Олень, попавший в такую яму, остается в висячем положении: брюхом и грудью он лежит на поперечинах и до дна не достает ногами. Поймать живого оленя очень важно для китайцев. Они осматривают у него рога. Если панты недостаточно еще выросли и обещают быть ценными, то оленя опутывают ремнями, вытаскивают из ямы и в особых станках держат его до тех пор, пока молодые его рога не достигнут своей наибольшей стоимости. Лудевые станки примыкают непосредственно к фанзе. Вместе с фанзой они обнесены частоколом высотою в 2 сажени на тот случай, чтобы олени не могли перепрыгнуть изгородь и уйти

на волю. Панты с оленя китайцы снимают двояким образом: 1) спиливая их с живого зверя и 2) убивая животное и вырубая рога вместе с частью черепной крышки. Первый способ выгоден в том отношении, что является возможность с одного и того же животного снимать панты ежегодно в течение нескольких лет. Но так как при этой операции из рогов вытекает много сока и крови, то спиленные панты недорого ценятся. Во втором случае, то есть когда убивают оленя, кровь сохраняется в рогах. Правда, олень гибнет как производитель, но зато такие панты ценятся очень высоко, а главное — возни меньше. Операцию спиливания рогов китайцы производят обыкновенной пилой; больные места присыпаются толченым углем, после этого оленя развязывают и пускают в загон на свободу.

<...>

Если русские охотники действуют ружьем на прииске, то манзы до энергичного преследования их лесным надзором действовали для добычи пантов (ки-деу), выпоротков (лу-тай), рогов (кон-цаза) и лакомого оленьего хвоста (лу-иба) своими изгородями и ямами (лу-дева), а корейцы капканами-«башмаками» — наверняка. О размерах манзовского способа истребления оленей в Уссурийском крае можно судить из сравнений цифровых данных прежних исследователей с настоящим временем[3].

По статистике г-на Надарова, в 1830 году в Уссурийском крае было 175 лудев и при них 8766 зверовых ям[4]. Лудевы тогда распределялись следующим образом:

Хотя тогда и принимались меры к уничтожению зверовых ям, но они не достигали цели.

Из таблицы протоколов, составленных в 1895— 1900 годах, по одному только Сучанскому лесничеству мы узнаем о существовали следующих лудев.

1) Сяухинская лудева в вершине реки Ся-уху (Сяо-хэ), впадающей в бухту Преображения: длина 1 верста 400 саженей, с одной китайской фанзой близ нее и другой фанзой на берегу бухты Преображения. Протокол по оценке леса, употребленного на изгородь, ямы и фанзы, по казенной таксе на 308 руб. 21 коп.

2) Яндегоузская лудева по правому бассейну низовьев реки Тасудухэ (Да-Судзу-хэ), длиной в 2 версты, с 10 ямами. Протокол на 117 руб. 42 коп.

3) Лудева Тапоузовская, осмотренная часть каковой в долине реки Тапоуза (Да-поуза), на протяжении 2 верст включала 13 ям и 1 китайскую фанзу. Протокол на сумму 396 руб. 80 коп.

4) Чингоузовская — в бухте Восток близ устья реки Тауху (Да-у-хэ) с 1 фанзой на взморье. Протокол на 309 руб. 80 коп.

5) Ханганская лудева в бухте Валентина, длиной 7 верст, с 1 фанзой на взморье. Протокол 492 руб. 71 коп.:

6) Лудева Вызгоузская — по бассейну низовьев реки Тасуд-зухэ (Да-Судзу-хэ), длиной в 8 верст, с 40 ямами.

7) Таудиминская — в бассейне реки Таудими (Да-Удими), длиной в 10 верст, с 8 действующими ямами и с одной фанзой. Протокол на сумму 264 руб. 54 коп.

8) Эльделянзовская лудева, длиной в 15 верст, с одной фанзой — в бухте Козьмина.

9) Лудева Сяосудухинская — вдоль по реке Сяосудухэ (Сяо-Судзу-хэ), длиной в 21 версту, со 190 ямами и 5 фанзами.

10) Вангоузско-Ямбатагоузская — на перевале с реки Вангоу в долину реки Ямбатагоу, длиной в 55 верст, более чем со 105 ямами и 8 фанзами. Протокол на 1346 руб. 70 коп.

Наконец, цепь изгородей по обеим сторонам реки Да-Судзу-хэ до предела хвойных насаждений в ее вершине, выше устья реки Сяо-Судзу-хэ, каковые разрушались без всякого исчисления вследствие большого их числа и вследествие бегства охотников с момента появления отряда стражи еще в низовьях долины.

В 1906 и 1907 годах я видел лудевы по рекам Тадушу, Синанце, Тютихе, Аохобэ, Сехобэ и Ади-мил-Дун-Тавайзе.

В 1903 году лудевы эти были разрушены лесничим и приставом, но спустя два года китайцы их снова возобновили, увеличили заборы и выкопали новые ямы. По сведениям, полученным от местных китайцев, бывших рабочими на Аохобейской лудеве, хозяин ее, китаец Та-дянза, за один только 1904 год заработал более 20 000 рублей.

Осматривая эти лудевы, мы находили в ямах живых оленей и коз. Мои казаки опутывали их арканами, вынимали на поверхность полузадушенными и отпускали на свободу. В одной фанзе Сехобейской лудевы оказалось около 40 пудов оленьих жил. Можно судить, сколько понадобилось убить ценных животных, чтобы собрать такое количество сухожилий[5].

Примером размера добычи по весеннему насту может служить случай одного только ареста в бухте Чуз-Гоу (Чу-цзы-гоу), что в области бухты Находка, 20 марта 1895 года 20 козьих и оленьих туш, 14 оленьих и 2 козьих кож, 8 оленьих выпоротков, 4 пар оленьих и 8 пар козьих рогов. Всего же здесь, по рассказам корейцев соседней солеварни, было в течение двух недель загнано и зарезано более 60 зверей.

За оленями китайцы охотятся не только ради одних пантов. Они берут от них еще выпоротки, хвосты, жилы и penis'ы. Выпоротками (лу-тай) называются плоды стельных маток, употребляемые китайцами для изготовления лекарств. Весной, в марте и апреле, манзы специально охотятся за матками, бьют только «тяжелых» и пропускают холостых. Из выпоротков лекарство приготовляется следующим образом: сперва их варят в горячей воде, затем из мяса выбирают кости, сушат их и перетирают в порошок, из которого делаются пилюли. Лекарство это употребляется в том случае, если человек надорвался на тяжелой работе. Для мужчин идут оленьи выпоротки, для женщин — изюбриные. Раньше китайцы добывали в год до 1500 оленьих и до 2000 изюбриных выпоротков и продавали: оленьи — по 4 руб., изюбриные — по 1 руб. за штуку. Теперь выпоротков добывается около сотни оленьих и 150 изюбриных по цене: первые от 7 до 8 рублей, вторые — от 3 до 4 рублей за штуку[6].

Хвост (лу-и-ба) ценится как гастрономическое лакомство. Олений хвост длиннее изюбри-ного: внутри его проходит тонкий стержень, обложенный жирной массой, имеющий вкус средний между молодою печенкою и мозгами. Лет двадцать тому назад за границу вывозилось более 15 000 хвостов. В первые годы олений хвост ценился в 5 руб., изюбриный — в 3 руб., но теперь цена возросла вдвое. Олений хвост стоит 10-11 руб., изюбриный 4—5 руб. Ежегодный вывоз понизился до 200 штук.

Жилы (лу-цзинь) берутся из задних ног изюбрей и оленей и вывозятся в Китай как пищевой продукт. Перед употреблением в пищу их долго размачивают в горячей воде. Вкус оленьих и изюбриных жил такой же, как у вязиги. Инородцы и китайские охотники сушат их, разбирают на тонкие волокна и употребляют вместо ниток. До 1903 года из Уссурийского края за границу ежегодно вывозилось около 1200 пудов жил. Один олень дает 1 фунт сухожилий, изюбр дает lV2 фунта сухого продукта. Раньше на месте жилы стоили 30—40 коп. фунт, а в Китае 70— 80 коп. В настоящее время промысел этот начал падать, и вывоз сократился до 100 пудов, вместе с тем цена поднялась: в Уссурийском крае до 80 коп. и за границей до 1 руб. 20 коп. за фунт.

Оленьи реnis’ы (китайское название лубянь) употребляются китайскими знахарями как средство против полового бессилия. Препарат сушится и растирается в порошок, из которого приготовляют пилюли. Иногда к этому порошку примешивается порошок женьшеня. Раньше манзы ежегодно добывали оленьих реnis’ов 15 000—25 000 штук. Продавался он по весу и стоил приблизительно: изюбриный — 1 руб. 20 коп. фунт, олений 3-4 рубля. В настоящее время изюбриный penis стоит от 2 до 2 руб. 50 коп., а оленьих нет вовсе. Penis лося совсем цены не имеет, но вследствие большого спроса на изюбриные члены русские промышленники стали обманывать китайцев и продавать им сохатиные penis'ы вместо изюбриных.

Сухие рога (гань-цзао-цзы) употребляются в китайской медицине. Добываются они двояким способом: убоем живых зверей или подбираются с земли те, которые естественным путем ежегодно сбрасывают сами олени. Первые стоят дороже, вторые — значительно дешевле. Сброшенные рога китайцы ищут весною, пока трава еще сухая, пока в тайге еще сыро и пока можно пускать палы без опасения зажечь лес. Изюбриные рога, снятые с живых оленей, ценятся от 60 до 70 коп., а оленьи — от 3 до 4 руб. за фунт. В настоящее время рога покупаются у охотников. В течение года собирается по всей стране сухих рогов около 100 пудов, в 1895-1899 годах их вывозилось за границу более 500 пудов.

Для изготовления лекарства рога рубят на части и долго варят в крутом кипятке. Затем навар подвергается выпариванию, отчего получается весьма густая клейкая масса. Высушенная, она становится буровато-желтой и весьма плотной. Употребляется в виде пилюль или в виде настоя на водке.

Кабарга[7] (китайское название шань-лю-за) ловится китайскими охотниками в горах, покрытых густым хвойным лесом. Для ловли их устраиваются засеки из бурелома и поваленных хвойных деревьев. Это тоже своего рода лудевы (шань-лю-бань-цзы). В засеке кое-где оставляются проходы с веревочными петлями, причем один конец веревки прикрепляется к дереву, пригнутому к земле. Если кабарга заденет петлю ногой и сдвинет ее с места, то петля освобождается, дерево выпрямляется и подымает животное на воздух. Животное ловится ради его мускуса (сян-цзи-цзы). Лет двадцать тому назад китайцы добывали ежегодно от 25 000 до 30 000 кабарожьих струй. Так как мускусные пупки имеются только у самцов, то надо считать, что в лудевах бесполезно погибало столько же и маток. Вследствие такого массового истребления кабарги промысел этот в настоящее время значительно сократился. Скупщики кабарожьего мускуса говорят, что теперь со всего Уссурийского края им удается собрать не более 2500— 3000 струй. Раньше один кабарожий пупок с мускусом ценился от 1 руб. 50 коп. до 2 руб., в последние годы цена возросла уже до б руб. за штуку.

<…>

Уважаемые читатели! Мы просим вас найти пару минут и оставить ваш отзыв о прочитанном материале или о веб-проекте в целом на специальной страничке в ЖЖ. Там же вы сможете поучаствовать в дискуссии с другими посетителями. Мы будем очень благодарны за вашу помощь в развитии портала!